Рождение кровавого орла - славное зрелище! Сперва вспороть спину вдоль хребта...
Порчестер был взят - все, кого Эйвор повстречала в Англии на своем пути, все были здесь, все, за кого она проливала кровь, за кого сражалась её дружина. Фулке лежит, полуживая, на земле во внутреннем дворе. Эйвор так разбила ей лицо, что глаза не открываются. Чтобы полюбоваться на творение рук своих, она, отдышавшись после боя, встаёт над женщиной и тянет её голову за короткие волосы вверх, на себя, больно выворачивая ей шею. Багровые гематомы, опухшие от ударов глаза, окровавленные зубы видно между приоткрытых губ. Она будто бы улыбалась, и рука у Эйвор дрогнула - импульс ударить её, впечатать её лицо в камень, разбить его в крошку, но такой удар убьёт её, быстро и чисто, избавит её от страданий.
Из темноты крепости выходят Убба Рагнарссон и Басим - ведут Сигурда под руки. Он едва переставляет ноги. Он будто бы не видит никого перед собой, а Эйвор не смотрит на него. Она отводит взгляд, ей больно на него смотреть. Наполовину седой. Лысый. Лохмотья скрывают струпья, гноящиеся старые раны, кровавые подтеки, и Эйвор прячет глаза. Она опоздала, и тем ей невыносимее, что она знает: раньше она прийти не могла. Порчестер пытались взять три раза за этот год, и диверсиями, и штурмом, и только сейчас, на четвертый раз, когда удалось собрать достаточно крупное войско, у них получилось. Сколько времени она потеряла, сколько месяцев ушло на какую-то ерунду, пока брат её гнил здесь, пока эта ведьма измывалась над ним, пока высасывала из него всю жизнь. Эйвор разобьет, если она будет смотреть на него слишком долго.
- Везите в Рейвенсторп, - командует она, махнув рукой. - Драккаром быстрее всего. Везите его к Рандви.
Покрутив головой, она одной рукой поймала за локоть солдата.
- Крыс мне налови пару ведер. В крепость принесёшь.
Она хватает Фулке за шкирку, тащит девку за собой. Та хохочет. Воротник давит ей на горло, и хохот похож на предсмертные всхрипы.
- Ты опоздала, Сестра Волка, - дразнит она, хохоточек такой тонкий, звенящий, помешанный. - Мои труды... Мои труды достанутся тебе. Всё... Чего я достигла.
- Закрой дыру с помоями, которую зовешь ртом, - Эйвор харкает на пол, с пути не сходит. Она тащит её вниз. Вниз по лестнице, в темноту. По узкому коридору внутри крепости, в темноту и сырость, туда, где держали её брата.
Ивар для своей мести подобрал красивое место. Говорил, оно похоже на Вальгаллу. Высокий горный уступ, откуда вид открывался на всю Мерсию от границы с бриттами до Рейвенсторпа. Хотел, чтобы его кровавый орел видела вся Англия. Чтобы он возвышался надо всеми, служил напоминанием о том, что бывает с врагами Ивара Бескостного. Фулке такой чести Эйвор не окажет. Фулке не будет гнить под солнцем и не станет пищей для воронов. Фулке покормит крыс. Фулке сгниет в своей же собственной темнице. Фулке, умирая, будет видеть то, что видел Сигурд. Фулке умрет, чуя запах его застарелой крови.
- Ты убьешь меня, но на мое место придут другие, - хрипела она, заставляя Эйвор скрипеть зубами. - Моя смерть ничего не изменит. Я всего лишь... Ха-ха-ха... Всего лишь Инструмент.
Её позывной в рядах ордена. Эйвор подавила в себе порыв её больно пнуть - насладится ещё.
- Мне плевать, - говорит Эйвор монотонно. - Мне плевать на твой орден, на твое великое дело, на твою жалкую жизнь, кто придет после тебя, был ли кто-то до тебя, и скольких ты уже сгноила в своей темнице. Ты ответишь за каждый упавший с его головы волос.
А достаточно ли этого?
А достаточно ли?
Бросить её дружинникам, избавить её от ряс, раздеть до гола и бросить голодным мужикам - делайте, ребята, с ней что хотите. Но нет. Они могут убить её, её тело может не выдержать, и тогда она отправится к своим проклятым богам раньше, чем Эйвор насытит свою собственную жажду крови. Нет, Эйвор справится сама. Без мужиков. Тело Фулке достанется крысам.
| Она боится того, что найдет за дверью.
Он может быть там. Он может быть там живой или мертвый. Оттуда страшный запах - помои, дерьмо, кровь, много, много крови, очень много, будто бы дверь сама кровью пропитана. Эйвор открывает дверь и перехватывает покрепче факел.
За дверью темнота.
- Сигурд?
Ответом ей - крысы, их маленькие когтистые лапки цокают по полу. В свете факела она видит черные пятна на полу - кровь. Кровь тянется по полу к стулу, к пыточному креслу, Эйвор видит металлические острые колья и чувствует их своей кожей, её запястья ноют при виде тугих кожаных ремней, которые сжимали его руки.
Эйвор видит на стуле деревянный ларь. Сигурда здесь нет.
Когда она открывает крышку, у неё нет никаких сомнений - его рука. Это его правая рука. Его кость, белеющая во тьме. Жилы, которые её стягивали. Пальцы сомкнулись в вечной судороге. Это его рука. Его, брата её, она держала эту руку, ту, которой он сражался, которой меч держал, которой обнимал её.
Когда Басим догоняет её, Эйвор блюет на пол, держась за усыпанный иглами подлокотник. Её рвет сквозь слезы. | |
С тех пор всё время, что прошло, было взято взаймы. С тех пор всё как в тумане. Она не спит, она почти не разговаривает с Рандви - прячет от неё глаза тоже, боится дать ей понять, в каком она раздрае, сколько гнева в ней скопилось, и даже не на Фулке по большей части, а на себя саму, за то, что месяцы идут и ничего не сдвигается с мертвой точки. Порчестер как стоял, так и стоит. Эйвор раз за разом отступает, понимая, что может сложить в очередной осаде и свою голову, и чужие. Когда она засыпает, ей снится рука в ящике, снится, будто пальцы безжизненные подрагивают, тянутся к ней, смыкаются. Снится, как из темноты пыточной камеры выходит сам Сигурд - такой же, вспоротый нараспашку от паха до горла, кости блестят в темноте, голые мышцы обливаются кровью, но во сне он живой. Он во сне живой после всех этих пыток, он себя едва осознает и протягивает к ней левую руку, с которой на пол капает кровь.
Эйвор бросает Фулке животом вперед на единственный предмет мебели здесь - простой деревянный стул. Она на этом стуле, вероятно, держала Сигурда привязанным после того, как перевезла его в эту крепость из Кента, где держала его большую часть года. Фулке слишком слаба, чтобы пошевелиться. Она сползает коленями на пол, лицом на сидение. Эйвор не утруждается разговорами. Пока что.
Ей нужно время - найти веревку покрепче. Всё остальное у неё есть уже. Она возвращается спустя четверть часа, молча сбрасывает с плеч дорожный плащ, расстегивает свои наручи, тяжелый кожаный жилет. Она складывает свои вещи в углу, аккуратно, как будто собирается принять баню. Закатывает рукава. Затягивает потуже косу на затылке, снимает с пояса остро заточенный топор, с другой стороны - кинжал. Бросает веревку на пол рядом с Фулке, рядом укладывает свое оружие, стаскивает свою жертву на пол.
Фулке падает на задницу, а Эйвор сидит перед ней на корточках. Берет её крепко за горло. Хочется запихать ей пальцы в рот, потянуть за челюсть. Потянуть с силой, чтобы хрустнуло, чтобы мандибулы надорвались - да только сдохнет от болевого шока.
- Рождение кровавого орла - славное зрелище, - она цитирует Ивара почти ласковым шепотом. - Из тебя получится такой красивый кровавый орел. Правда, жалко, что никто его не увидит?
Она подносит лицо совсем близко к её. Дыхание оседает на измученной, взбухшей коже Фулке.
- Знаешь, что с тобой будет? - шепчет Эйвор. Палец нежно оглаживает Фулке лицо, по линии челюсти. - Рассказать? На ушко?
Наконец-то она перестала ржать. Наконец она выпала из своего фанатичного припадка. Наконец осознала, во что она вляпалась. Эйвор скалится одними губами, подносит губы к её уху, удерживает её на месте за локти.
- Я вспорю тебя от шеи до задницы, - в этой черной кровавой горячке она почти понимает Ивара. Кто-то стоит у неё за спиной сейчас. Кто-то стоит в углу комнаты и смотрит на неё. Улыбается в бороду. "Истинная северянка." - И выверну тебе рёбра наружу. Вот этими руками. Познакомься, - она крутит ладонью вперед-назад перед глазами у Фулке, чуть отстраняясь. - Эти руки войдут в тебя и вытащат наружу твои легкие. Я растяну твою кожу с ребрами, как крылья. Натяну их между этими колоннами, видишь? - она притворно озирается по сторонам, будто комнату видит в первый раз. - И самое прекрасное, что всё это время ты будешь жива. Тебя убьют не мои руки. Тебя убьют крысы.
Она мямлит что-то. Она имеет наглость умолять. Она наконец-то, под конец своей жизни, по-настоящему испугалась.
- Тебе нравится пожинать плоды своих действий? - Эйвор грубо отворачивает её от себя и стаскивает на пол, чтобы легла. Кинжалом вспарывает на ней одежду, оставляя царапину глубокую. Безжалостно стаскивает с нёе штаны, оставляя её нагой, жалкой, похожей на червя. Схаркивает в сторону, приподнимаясь на ноги, убирает волосы с лица. Ногой отпихивает обрывки одежды Фулке в сторону. Тяжелый сапог Эйвор ложится Фулке на лопатку, прижимает её лицом к полу. Просто так, ни за чем. Ей нравится думать, что Фулке, теперь нагая и беззащитная, прижата лицом к полу, пропитанному Сигурдовой кровью.
Под хруст костей и оглушительные, душераздирающие крики она вспарывает ей спину вдоль позвоночника. Сразу глубоко. Кинжал сразу рассекает ей мышцы и натыкается на кости. Эйвор пересчитывает их, пока ведет кинжал сверху вниз. Надрез получился прямо по центру, открыл взгляду белые позвонки - можно сейчас руку засунуть, сжать их и вытащить ей хребет, но это моментально её убьёт.
- ПОЖАЛУЙСТА! - Фулке выговаривает это сквозь вопли. У неё трясутся ноги, бьются об пол. Эйвор, к своему собственному ужасу, в ответ только усмехается.
В ней нет сейчас ощущения, будто она глумится над живым человеком. Нет такого, будто под её руками сейчас страдает кто-то живой, будто она кому-то причиняет боль. Вопль не действует на неё. Чем громче и жалобнее она орёт, тем лучше. Эйвор в этих криках слышится, как кричит её брат. Как он кричал, пока Фулке лишала его руки? Сколько раз он кричал "Пожалуйста!", пока она измывалась над ним?..
Разломать рёбра - самое трудное. В этом Эйвор помогает топор. Осторожно, придерживая сверху, используя его как наконечник копья, а не по прямому назначению. Заточен на славу. Ребра хрустят один за другим, навсегда отсоединяясь от позвоночника. Кровь брыжжет Эйвор на рубаху, ей на лицо. Она старается быть осторожной, чтобы Фулке не померла раньше времени. Это всё длится и длится - Фулке кричит, Эйвор сосредоточена, она будто насильник со своей жертвой придавливает её голову к полу рукой, чтобы крики потише были. Много ребер у неё. Много.
- Умоляй, проси, ори, - приговаривает она. Хрустит еще одно ребро. - Знай, что этого мало за то, что ты сделала.
- Я ТОЛЬКО-...
- Ты причинила боль тому, кого я люблю, - Эйвор все также спокойна, когда хрустит последнее ребро. - Это всё. Ты понимаешь меня? Больше ничего не имеет значения.
Эйвор встает на ноги. Фулке уже никуда не денется. Она не сможет даже пошевелить своей головой. Приподнять. Эйвор отряхивается от её крови, но размазывает её ещё сильнее. Теперь вереврка - отмерить две части, намотать на её безвольные запястья, корабельными узлами затянуть, да потуже. Остальные к крюкам прицепить, из собственных запасов Фулке - можно только догадываться, как использовала она эти крюки на Сигурде, но Эйвор об этом думать не хочет, боится, её снова вывернет наизнанку, снова стошнит.
Прицепить крюки к веревкам. По три штуки с каждой стороны. И, наконец...
- Сказать по секрету, я об этом мечтала с тех пор, как нашла твое послание, - Эйвор звучит так, будто рассуждает о том, чем будет сегодня ужинать.
Фулке уже не может говорить. Дальше будет только хуже.
Эйвор присаживается рядом с ней на колени. И под сладкий, как шепот возлюбленной, хруст костей, погружает руки в плоть Фулке. Она обоими руками хватается за обломки её ребер. И тянет в разные стороны, одновременно выворачивая её спину с двух сторон, будто мешок открывает.
Фулке кричит. Эйвор глубоко дышит, в голос, со сладким удовлетворенным "ммм".
Кричи, сука. Кричи.
- А потом... Вынуть легкие, - приговаривает она, прикладывая силу, выкручивая её ребра сначала слева, потом справа. Раскладывая их, расправляя, как крылья. Кожа Фулке изнутри - кровавый ковер. Ребра хрустят, ребра трескаются, надламываются. Ребра, выворачиваясь, терзают её внутренние органы. Как ей больно сейчас, должно быть. Как невыносимо, когда собственные ребра упираются в желудок, в печень, в сердце.
В свете факела Эйвор видит, как сокращаются её легкие. Она погружает окровавленные руки внутрь снова, теперь уже в самое мясо, вглубь, касается её легких, живых, горячих, раздувающихся. Вытягивает, словно рыбу из воды, одно, укладывает на переломанных ребрах. Потом, также - второе.
И пока разбирается с веревками и крюками, которые зацепятся за её кожу и растянут её, как мембрану на ритуальном барабане. Как знамя на щите.
Эйвор старается.
Её кровавый орёл - действительно зрелище. Одной проделывать это тяжеловато, и теперь она понимает, почему Ивар позвал её помочь. Фулке едва живая, пока она натягивает её со второй стороны. Зацепить крюками её вспоротую плоть и завязать последние узлы - самое легкое. Самое простое.
Эйвор, вся в крови, с растрепанной косой, выходит из комнаты - скоро возвращается с двумя ведрами в руках. Ведра трясутся, пищат, пока она стирает кровь со своего оружия и со своих рук, надевает обратно жилет, наручи и дорожный плащ. Очень сильно хочется есть и медовухи.
Она берет в руки факел и любуется тем, что сделала. Фулке, тварь, еще жива.
- Гори в своем аду, - она пинает одно ведро на другое, оба падают, крышки слетают. Эйвор закрывает за собой дверь. Уносит свет, оставляет Фулке в полной темноте. В море крыс.
***
В Рейвенсторпе людно. Гостит Убба со своими людьми. Эйвор прибывает на рассвете, на лошади - в дороге пробыла весь день. Здесь людно, здесь почти никто не спит. А ей хочется. Она нормально не спала уже полгода. Как во сне, она заходит в длинный дом, смотрит на еду, оставшуюся со вчера, но кусок в горло не лезет. Уходит к себе. За ширмой, в её широкой постели, спит одетая Рандви. Эйвор старается не шуметь, пока стаскивает с себя плащ и пояса с оружием. У кровати останавливается и, присев на корточки, целует спящую Рандви в лоб. У неё под глазами темные следы, её сон неглубокий - проснется сейчас и не будет спать до вечера, снова уставшая, снова измученная.
Она не может просто так лечь рядом и уснуть, забыв про всё. Тихо, будто бы не в своем доме, она выходит обратно в общий зал, мимо ярлского трона, мимо комнаты с картой - в спальню ярла. Заранее знает, что он там - потому что Рандви не в своей постели.
Он лежит на боку, отвернувшись от входа, босые ноги белеют в темноте. На боку, вдоль тела сверху устроил обрубок своей правой руки.
Эйвор приближается неслышно. Садится на край кровати рядом с ним, но прикасаться боится. Что, если она тронет его за плечо и испугает его, прервет его сон, если он наконец-то спит?
Рука её зависает в воздухе, колеблется, прежде чем опуститься ему на плечо.
- Мы все очень скучали, - говорит она негромко, через тугой ком в горле. - Я по тебе скучала.
Он на неё не реагирует. Не одергивает плечо, не шевелится. Будто бы спит. Эйвор жаль, что она не видит его лица, но вместе с тем и нет - будто бы еще не готова увидеть, как этот год отразился на нем. Какой глубокий отпечаток оставил.
- Прости меня, брат мой, - выговаривает она с трудом. Слово "прости" проговорить трудно. Оно скатывается с её языка, как ядовитая игла. Оно неуместно. - Что я не пришла раньше. Что я тебя от неё не уберегла. Что всё так произошло. Я торопилась, правда, я спешила изо всех сил, но ты не представляешь, как глубоко окопалась эта крыса. Как трудно было найти её. Сколько всего пришлось сделать перед тем, как... Как у меня получилось.
Всё пустое, слова пустые. Плечо его под ладонью жжется. Будто бы нестихающая боль от потерянной руки ей отдается. Будто бы там, где она его касается, у неё самой рана открытая.
- Я за тебя отомстила, - он, наверное, не слышит её. Наверное, спит. - Отправила её в её христианский ад. Или еретичный, я не знаю. Не разбираюсь. Она страдала, так и знай.
Когда Эйвор убирает руку и прячет лицо в своих ладонях, она не замечает, как Сигурд поворачивается к ней, как переворачивается на спину. И только оторвав руки от застеленных слезами глаз, она встречает его взгляд - недоумевающий, испуганный и чужой.
a man of culture, бремя интеллекта вассерманских масштабов, нескончаемый источник "а знаете ли вы"
