готова взять Лайю Бёрнелл чтобы поиграть c...
ВЛАДОМ ДРАКУЛА [КЛУБ РОМАНТИКИ]

Их история цепляет настолько, что я решилась на твинка, хоть отношусь к этому делу с излишней серьезностью. Но поняла, что хочу отыграть её с самого начала, как заглянуть в эпизоды, не затронутые в каноне, так и переосмыслить уже прожитые моменты. Это очень красиво, трогательно, трагично и как-то совершенно волшебно. Приглашаю окунуться со мной в эту атмосферу таинственности, драмы, невероятной химии и приключений. А ещё любви, которая обязательно одержит победу над любыми препятствиями, включая тьму и время.

От себя скажу, что я игрок ответственный и честный. Обожаю завалить восторгом, но если что-то не так, тоже быстро маякну. Спидпостить не прошу, сама пишу по настроению (обычно волнами). Поначалу было бы приятно видеть пост в пару дней, а когда поймем, что сыгрались, могу ждать и месяцами, если есть на то причина и необходимость.

Внешности обсуждаются. Особенно, моя. Мне в таком выборе обычно помощь не мешает) На Люке Эвансе не настаиваю, просто он так прекрасен.

готов взять Иуду чтобы поиграть c...
Понтий Пилат [christian mythology]

Обстановка в регионе стабильная и контролируемая. Все проходит в штатном режиме. Срочно берем в работу. Держим на контроле. Второй пункт протокола, кто ответственный? Вам слово, прошу. Придерживаемся регламента, коллеги.

Ты смотришь в камеру на ВКС каждый понедельник с 10 до 12, где листаются слайды и ждет отчета полпред. Потом обед. Потом на заседание думы. Потом еще какие-то поездки на предприятия. Никто не знает что означает твоя должность, ты везде как свадебный генерал. Когда приходит губернатор, ты уступаешь место во главе стола. Ты собираешь в кабинете прокурора, мчс, росгвардию каждую весну и осень - как мы готовы к паводкам? А к отопительному сезону? В этом году выборы, значит надо проводить совещание с избиркомом.

Ты ненавидишь все эти рожи. Иногда так хочется послать нахуй полпреда, чтобы тебя сняли с этого места. Региональные сми разорвет, но только на неделю, потом опять всем станет плевать. Тут так принято. Но говорить «иди на хуй» не принято. Как будто это поможет вылезти из системы. Как будто это поможет перестать лгать, плодить документы, работать со статистикой, а не людьми, тасовать цифры в отчетах, делать вид, что все под контролем, лишь бы не просочилось в сми и наверх. Ты повязан с другими - сделками, взаимными услугами, устроенными на жирные должности родственниками. Кормушка слишком сытная. Тебя все заебало. До смерти. Но ты не можешь из этого выбраться.
Как все закончить?

Пробный пост за персонажа (по желанию)

готов составить компанию Джоном Хэнкоком чтобы поиграть c...
Ником Валентайном, Кейт, Дьяконом, Кэсс, Буном, Курьером, Пайпер, Маккриди и остальными из вселенной [Fallout]


На ваш выбор

Пользуюсь возможностью, потому что могу. Сейчас выходит сериал, а за плечами осталась холмы Западной Вирджинии, Пустошь Мохаве, Дамонд-Сити, Стрип, убежище 101, Сьерра-Мадре. Наследили в общем-то везде. Я могу тут до выхода следующего сезона сидеть расписывать по отдельности плюсы каждого персонажа с которым мечтаю пересечься в своём скромном уголочке Добрососедства, но так и не вычленить из них самого-самого, потому что они все оригинальные и каждого хочется щупать через взаимодействия в постах.
Невозможно как буду рад увидеть Фаренгейт, сыграл бы с этой бестией пропущенные главы знакомства, которые не были затронуты в самой игре и нас просто поставили перед фактом, что они два сапога пара и отлично дополняют друг друга.
Стоп-лист тоже имеется. Не смогу с вами поиграть, если ваш выбор упадёт на Магнолию.

Пробный пост за персонажа (по желанию)

На то, чтобы экспериментальный препарат подействовал ушло меньше времени, чем было обещано. Глаза медленно закатились вверх, являя миру пожелтевшие белки, а голова откинулась назад, затылком впечатавшись в стену позади кресла, в котором устроился поудобнее мэр поселения под названием «Добрососедство».
– Ты был прав, – пробормотал Хэнкок, медленно размокая в кресле и позволяя химикату раствориться в крови. – Эта дурь стоит своих крышек. – Его голос был скрипучим, будто горло изнутри было набито пылью, мешающей ему нормально говорить.
– Я бы не в коем случае не предлагал тебе попробовать то, в качестве чего сам не удостоверился бы, – подал голос Фред Аллен с соседнего кресла, – ты мой постоянный клиент – Хэнкок.
Они оба рассмеялись, но никто из них не нашел в себе сил признаться другому в том, что именно его рассмешило.
Но смеяться долго не получилось. Где-то над подвалом, в котором они засели с Фредом – дилером, на уровне первого этажа послышался голос Фаренгейт. Ее брань, и количеством, и качеством исполнения, способна была сдуть крышу старого отеля так же легко, как волк сдувал соломенную крышу с домика поросенка в одной детской книжке.
– Ставлю пачку апельсиновых ментантов на то, что эта стерва явилась сюда за тобой, Хэнкок. – Прохрипел Аллен, поднимаясь с кресла, в котором сидел и прислушиваясь к звукам снаружи. – В прошлый раз она чуть было не разнесла мне мою химлабораторию, потому что я на нее «не так» посмотрел. – Он кивнул в сторону двери. – Я бы не хотел, чтобы она сюда спускалась.
Хэнкок ничего не ответил. Он наблюдал за потолком над своей головой, который медленно надвигался на него, а затем, вызывая головокружение, устремлялся вверх.
Фаренгейт без труда вычислила где именно находится ее босс и уже через пару мгновений ее тяжелые шаги раздались на лестнице, а затем дверь в подвал распахнулась и на пороге замерла женская фигура, облаченная в броню. В её серых глазах читалась грубость, а большие, совсем не похожие на женские, кулаки были способны эту грубость подтвердить. Каждый, проживающий в поселении в самом центре Бостона, бандит, наркоман, бродяга и дружинник, знал, что шутить или спорить с Фаренгейт было себе дороже, что её постоянно заносило на поворотах и частенько эти заносы заканчивались сломанными ребрами или носом, при условии, что телохранитель мэра, где-то оставила свою пушку.  И такие случае бывали крайне редкими, так что пулевые ранения приходилось штопать чаще чем носки.
– Хэнкок! – её взгляд метнулся к старику в кепке газетчика, но распознав в нем тупого дрочилу Фрэнка Аллена, скользнул по его вытянутой руке в сторону, прямиком к креслу, в котором расслабился мэр Добрососедства.
– Что надо? – голос Хэнка звучал хрипло, но все же он попытался придать голосу нотки заинтересованности.
– В сраном баре снова пытаются навязать нам свои порядки.
– Кто? – Мозг отказывался соединять между собой одну мысль с другой, поэтому вопросы звучали самые простые и самые, разумеется, тупые.
– Траханая всеми сука – Магнолия! – В глазах Фаренгейт пылало настоящее пламя. – Она запустила руку в кассу. Она пытается нас наебать. Тебя, Хэнкок, она пытается наебать тебя! – В ожидание приказа разнести бар в щепки, она замерла. Но тишина, нарушаемая негромкими голосами, доносившимися с первого этажа, продлилась недолго. Фар с силой выдохнула. Она вцепилась в спинку подвернувшегося ей на пути стула так, словно ей была необходима опора, чтобы удержаться на ногах и на силе своего горящего пердака не покинуть тропосферу.
– Ты хочешь, чтобы я с этим разобрался?
– Я хочу, чтобы эта дрянь не разевала на меня свою гнилую пасть и не тыкала в меня пальцем.
От неё за версту воняло злобой. Она стала взрывоопасной.
– Я с этим разберусь.
Он не смог придумать ничего лучше, чем явиться в «Три Рельса» будучи немного под кайфом.

Этот зад: аппетитно округлый и крепкий, который он поймал взглядом, был именно таким, каким он представлял его в собственных мыслях, которыми ни с кем не смел делиться. Хэнкок замер на пороге, как прикованный, мелко сотрясаясь от настолько свирепого желания, что едва мог соединить две мысли вместе, не говоря уже о том, чтобы начать говорить или хоть как-то иначе реагировать на повисший в воздухе вопрос. Он замер, напрягшись всем телом. Джон Макдонах, но для местных мэр Хэнкок, частенько мечтал об этом дивном голосе в минуты, когда не мог посетить бар в часы выступления. Он представлял этот голос, обволакивающий, с легкой хрипотцой, себе по-разному, иногда этот голос дразнил его, иногда насмехался над ним, но чаще умолял его… Его мозг, импульс за импульсом, призывал его захлопнуть дверь позади себя, перепрыгнуть через пуфик у зеркала, а затем потянуть обладательницу этого зада на себя. Желание было настолько жарким, что оно словно иссушило остатки его мозга. Закованный в собственные грезы точно в броню, которая не позволяла ему пошевелиться, он чувствовал, как его рот полностью заполнился медленно вспухающим и неповоротливым языком. Как Фред ему и обещал экспериментальный наркотик накрывал волнами, делая каждую последующую вспышку ярче и мощнее, предыдущей. Одного взгляда на гуля было достаточно, чтобы стало ясно – любые наставления Фаренгейт о том, чтобы он держался подальше от этой певички, были моментально забыты, как и желание во все разобраться, ведь именно так обычно поступали те, кого большинством голосом избирали мэром поселения – они разбирались с проблемами местных.
Каждую его встречу с Магнолией, он сравнивал с воспоминанием от американских горок из его детства, которые, насколько он еще помнил, всегда были для него дико волнующими и совершенно неуправляемыми. Лия была невозмутимо изящна всем, что находилось выше ее талии и, была ходящим эротическим сном снизу. Каждый взглядом, жестом, вибрацией ее голоса, идущей по его ребрам, обтянутым облученной и пожелтевшей со временем кожи, она заставляла его легкие наполняться кислородом, а кровь вновь разносить тот по его зачерствевшему точно хлебная корка организму.
Он шагнул в коморку не так уверенно, как планировал изначально, а когда Магнолия, не заполучив ответа на свой вопрос, повернула к нему голову, продемонстрировав зарумянившееся личико, он и вовсе окончательно поплыл, сдвинув то, что можно было считать губами на одну сторону, в какой-то одобрительной ухмылке формам, которые она продемонстрировала.
– Выкроил себе немного времени, чтобы посмотреть твое вступление. – Хэнкок шагнул в комнатушку, поближе к оттоманке и Лие. – И не прогадал. Шикарный вид.

 

Когда упали бомбы, мир в одночасье обратился в пыль, в бесконечные пустоши под палящим солнцем - в суровое и мучительное напоминание всем, что вот такова расплата за бесчисленные грехи и повальное безумие прошлого. В воздухе пахло гарью, а глаза приходилось держать закрытыми. Все рухнуло, исчезло, стерлось с лица земли. Люди сами повергли себя в нестерпимую боль, тлеющую во всех пропитанных отчаяньем и провонявших горем душах. И, сама природа подвела черту, заключив то, что осталось от человечества в черные края распятий. Кто-то смирился. Другие так и продолжили бег среди развалин, слушая громыхание собственных костей.
— Что за… — Хэнкок пытаясь вернуть себе голос, постарался сглотнуть, но сухость во рту после дозы отменного винта, принятого накануне, не позволила ему это сделать. Не открывая глаз, он наощупь попытался определить, где находится старенький радиоприемник, из которого сквозь треск велась страстная проповедь. — Кто опять из вас, утырков, трогал мое радио?
За этими словами последовал шумный выдох, с хрипотцой, что была с ним обручена навечно с той самой ночи, когда он с целью оттянуться по полной, вдохнул экспериментальный радиоактивный наркотик, облучивший его и превративший в гуля.
В ответ, из угла комнаты, где был пристроен старый покосившейся на один бок, диван, раздалось ленивое:
— Ты вроде как завязал с препаратами.
— Да? — Когда-то отзывавшийся на имя Джон, а теперь исключительно на словосочетание «мэр Хэнкок» гуль приподнялся на локтях, чуть щуря свои угольно-черные глаза. — Это ты трогала мой радиоприемник, Фаренгейт?
В ответ раздался низкий, вибрирующий смешок личного телохранителя коим и являлась женщина в тяжелой металлической броне.
— Горожане шепчутся между собой, Хэнкок. — Она начала издалека, исподлобья сверля взглядом своего начальника. Большая редкость такой взгляд, да еще и у живого человека, чаще всего, если так кто-то осмеливался смотреть на гуля, ставшего мэром Добрососедства, получал перо под ребро. Вот и весь разговор. Но, Фаренгейт могла, ей было позволено многое из того, что у других было под запретом. — Ты вчера сорвал выступление Магнолии.  Уайтчепел утверждает, что бар от этого потерял крышек триста не меньше.
— Напомни мне, куколка, — гуль прекрасно знал, как сильно раздражается Фар всякий раз, когда он обращался к ней «куколка», но все равно давил на больное. — Кто владеет баром «Третий Рельс»?
— Если бы ты видел общую картину, как вижу ее я, — хмыкнула в ответ Фаренгейт, не желая подыгрывать Хэнкоку. — То давно бы понял, что эта мелкая дрянь, вертит тобой как хочет и щелкни она пальцами, ты ей и бар подаришь и все, что она попросит. — Напоследок Фар развела руками, закидывая обе на спинку дивана и слегка ерзая по выцветшей обивке, попыталась принять расслабленную позу. — Возместить ущерб придется из городской казны. Горожане должны видеть, кто здесь власть и закон.
Вот что за настырная стерва, костью поперек горла встанет, если будет нужно.
— У нас есть казна? — Некоторое время не прекращая смотреть в серый потолок с трещинами над их головами, наконец-то выдал Хэнкок, медленно садясь и опуская иссохшие ноги на пол, возле скинутых в ночи пыльных сапог, потянувшись к заначке с препаратами, но на полпути одергивая руку и меняя прежний курс к мятой пачке сигарет.
— Казна – это тот запас крышек, Хэнкок, от которого ты отщипываешь каждый раз понемногу, чтобы вложиться в эксперименты Фреда Аллена или выкупить весь, имеющийся в наличие у Дэйзи, винт.
Надоела.
— Значит я сорвал выступление Магнолии? — Лениво произнёс Хэнкок, возвращаясь к началу их с Фаренгейт дискуссии и, всовывая между зубов сигарету, замолк ненадолго, пытаясь вспомнить детали прошедшего вечера. — И сильно она злится?
Зажигалка выдала искру, и появившийся огонек обжег тонкий слой, пожелтевший бумаги, Хэнкок сделал глубокую затяжку, выпуская дым через отверстия, которые когда-то были частью носа, но потом, эта лучшая часть, как и многое в нем, отвалилось. Да, теперь он похож на затраханный до полусмерти мутафрукт и вряд ли на свете найдется средство способное изменить его внешний вид или, хотя бы, частично, вернуть ему прежний. 
Зажигалка. Нервно пляшущий огонек. Дымное облако и дикий взгляд напротив.
Фаренгейт не выдерживает первой и закатывает глаза к потолку, словно пытаясь оценить степень вины мэра Добрососедства.
— Да тебе хоть ссы в глаза - всё думаешь божья роса. Насрать с горочкой на неё и её злость, ты мэр этого города, так пойди в этот бар и тресни кулаком по столу. — Зашипела она, в упор игнорируя, как её босс болезненно морщится. — Напомни всем чей это бар и, благодаря кому они могут считать Добрососедство своим домом!
Взгляд Хэнкока внезапно и неожиданно стал жестким.
— Не нравятся мои методы? — Произнес он, глядя прямо в глаза Фаренгейт, и пепел медленно слетел с кончика сигареты на мыски его поношенных сапог. — Может ты будешь мэром лучше меня? — Кажется их разговор свернул совсем не в то русло, в которое изначально планировала Фар.
— Ты мне надоел. — Парировала Фаренгейт, снова проигнорировав заданный ей вопрос и поднимаясь с продавленного дивана. — Я не нанималась нянчиться с тобой, Хэнкок. — И в этот момент, воздух, всколыхнувшийся от ее движения, буквально затрещал от напряжения. — Можешь и дальше вертеть своим языком у нее в заднице, если нравится. Я – пас.

Его изрыгнуло из дверного проема, как мощную и несвежую отрыжку супермутанта. Безразличный взгляд Хэнкока скользнул по парочке бродяг у входа в «Круши-Кромсай», отметив, что один из них старательно метет то небольшое пространство, что могло бы зваться порогом заведения метлой, сгоняя в кучу набросанные под ноги окурки и остальной мусор. Добрососедство никогда не могло измениться, так что запах мочи, въевшийся не только в одежду, но и в кожу, трущихся здесь об углы бродяг, в поисках хотя бы временного пристанища, как и грязь были почти что визитной карточкой этого поселения. Гордиться особо и нечем. 
Хэнкок коротко кивнул в ответ на приветствие одного из дружинников, которого Дейзи наняла для охраны на входе своего магазинчика, продающего любое барахло, способное помочь путнику в дороге не сдохнуть от палящего солнца, нападения рейдеров, голода, жажды или кротокрысов.
— Как делишки, Дэйзи? – За прилавком стояла невысокая, когда-то бывшая наверняка красивой, женщина, но теперь, по пришествию стольких лет и из-за воздействия радиации она стала гулем. Методично натирая свой прилавок тряпкой, в момент появления на пороге своего магазина мэра города, гуль Дейзи замерла.
— Чего тебе, Хэнкок? — Ее голос был таким же скрипучим, как несмазанные шестеренки, которые через силу заставляли работать в верстаке для брони, позади прилавка и спины торговки — Новой поставки винта еще не было, а прошлую ты подчистую выгреб.
— Все еще дуешься за скидку? — Хэнкок обвел взглядом помещение, в котором Дейзи обустроила себе магазинчик – его помещение.
— Так и разориться недолго. — Хмыкнула торговка. — Как мне потом вам платить налоги? Имей совесть, Хэнкок. — Она отбила дробь отросшими ногтями по прилавку, прежде чем продолжить. — Ты зачем пришел?
— За информацией. Ты ведь когда-то была женщиной и знаешь, как у вас здесь все устроено, — гуль коснулся указательным пальцем виска под своей треуголкой, стильно чуть съехавшей набок.
— Крышки на прилавок. — Выпрямившись с делав шаг вглубь своего магазинчика, Дейзи скрестила руки на груди. Хэнкок потрепал небольшое колечко в иссохшей мочке собственного уха, прежде чем подать голос.
— Я думал мы друзья, Дейзи. — Расчётливая сука.
— Мы не друзья, Хэнкок. — От Джона не ускользнул внезапный холод в интонации женщины. — Я работаю на тебя. Как и все в этом городе. Мы платим налоги в твою «казну» и делаем тебе скидки на все свои товары. Хочешь информацию — Плати.
Хэнкок максимально сократил расстояние, теперь его и Дейзи разделял лишь прилавок. На поверхность того из его сжатой в кулак руки, скользнувшей вглубь кармана красного сюртука, выпали крышки. Судя по тому, как торговка пошевелила губами, она успела сосчитать все, попавшиеся ей на глаза крышки.
— Просто скажи мне, что мне нужно сделать, чтобы загладить свой косяк перед женщиной, которая мне симпатична.
— О таком не пишут в журнале «Пистолеты и Пули», да Хэнкок? — Дейзи сгребла в синий контейнер все крышки, что лежали на прилавке. — Насколько серьезным был ущерб?
— Я не помню. В моей крови было намешано слишком много препаратов. Мозги были точно желе. — Пробурчал гуль и в голосе его отчетливо прозвучало беспокойство. Под конец голос Хэнкока дрогнул, и он отгородился рукой от взгляда Дейзи.
— Женщины любят подарки. — Даже сквозь скрипучесть ее голоса, было возможно расслышать некую тоску по ушедшему времени, по дням, когда она была красивой и желанной, когда подарки ей дарились просто за красивые глаза. — Всегда любили. — Она вздохнула. — Пусть твой будет очень щедрым. Затмевающим. — Она нырнула под прилавок, а затем снова показалась на глаза Хэнкоку, выкладывая на поверхность бумажный сверток. — Тебе нужно сделать две вещи. — На этот раз она не говорила, а шептала. — Во-первых, ты должен искренни извиниться, даже если не помнишь за что, а во-вторых, вручить ей это.
— Я даже не знаю, что в этом свертке. — Нахмурился мэр Добрососедства. — Вдруг ты меня подставить хочешь. — Он потянулся к свертку, чтобы развязать тот, но получил уверенный шлепок по руке.
— Сначала ты за него заплатишь.
— Что?! — Возмутился Хэнкок, упираясь руками в край прилавка перед ним. — Я уже дал тебе крышек!
— Ты заплатил за информацию. Это разные вещи, Хэнкок. Пять сотен крышек и этот сверток твой.
—ПЯТЬ СОТЕН КРЫШЕК?? — Их взгляды скрестились между собой как шпаги. На возмущенный голос гуля обернулся даже дружинник на входе, стороживший магазин Дейзи. — Ты с ума сошла??! — Рявкнул он. — Может сразу тысячу? А?
— Для тебя со скидкой. — Парировала Дейзи, но в отличие от мэра Добрососедства говорила тоном абсолютно нейтральным, показывая себя со своей лучшей стороны, демонстрируя абсолютно все свои умения заключать выгодные сделки. — Пять сотен гребанных крышек.
Бросив на нее злой взгляд из-под треуголки, Хэнкок развернулся и вышел из лавки.
Стоила ли его задумка пяти сотен крышек? Действительно ли настолько сильно он провинился перед Магнолией? Он закурил, присаживаясь на небольшой выступ напротив магазинчика с битыми стеклами и с легким прищуром наблюдая затем, как Дейзи яростно натирает торговый прилавок. Сверток она уже спрятала.
Может заслать к ней Фаренгейт с ребятами? Рыжей бестии только повод дай помахать кулаками. Он качнул головой, делая затяжку. Рискованно. Остальные узнают о наезде на Дейзи и тоже откажутся торговать на территории Добрососедства, а то и вовсе покинут поселение в поисках лучшей жизни. Хэнкок поморщился. Он столько старался для этого места, чтобы в итоге уподобиться Вику и его банде громил?
— Эй, Дейзи! — Он снова перешагнул порог ее магазинчика, привлекая к себе внимание. — Есть встречное предложение. Я даю тебе три сотни крышек. И если твоя идея сработает, то еще двести крышек ты получишь в конце месяца, либо я на месяц освобожу твой магазин от уплаты налога в казну города. Идет? — Он встал рядом с прилавком, его черные глаза блеснули, а на стол брякнулся увесистый мешочек, в котором можно было насчитать обещанные три сотни крышек.
Всего через пару минут, насвистывая себе под то, что когда-то считалось носом, Хэнкок заворачивал за угол старого Капитолия, к дверям «Третьего Рельса».
— Здорова Хэм, — первый делом поздоровался с гулем-вышибалой, охраняющим вход в бар, Хэнкок, замедляя шаг. — Много сегодня народу?
— Мы еще не открывались. — Наощупь Хэм поправил бабочку, у себя под подбородком. — …После вчерашнего.
— Кстати об этом… — Хэнкок замер в шаге от другого гуля, окидывая того взглядом. — Магнолия все еще злится на меня?
— …Ну… кхм-кхм… — Хэм кашлянул, прочищая горло и весь подобрался. Неужели все было настолько плохо? — Она не любит, когда я… эм… слишком много болтаю.
— Ты болтаешь с мэром, — Напомнил ему Хэнкок, медленно закипая.
— Я не хочу проблем, Хэнкок, — Понизив голос отозвался гуль в смокинге. — С Магнолией разбирайся сам. Она внизу, у барной стойки, помогает Чарли.
По ступеням в зал с барной стойкой, Хэнкок неторопливо спустился в гордом одиночестве, прислушиваясь к негромким голосам в дальней части заведения.
— Мэр Хэнкок. — Робот Чарли заметил вошедшего гуля первым. — Мы еще закрыты. Но, я могу налить вам выпить. Чего изволите?
— Стакан Квантовой, Чак. В горле пересохло. — Он плюхнулся на свободный стул, через один от дамы НЕ в красном платье. Но легко узнаваемой со спины по прическе и манере скрещивать ноги. — Доброе утро, куколка. — Он двинул в ее направлении сверток, выкупленный у Дейзи. — Это тебе.

готов взять Гарри Поттера чтобы поиграть c...
КЕМ УГОДНО ИЗ ХОГВАРТСА или Волшебного Мира [wizarding world]

обожаю магию и превращусь в Гарри Поттера на один или тысячу и один сюжет. готов на всё, от приключений в выручай-комнате на пятом курсе до сломанных костей во время очередного матча в квиддич на любом из курсов, готов на птср после войны, парочку смертоносных историй во время скитайний в поисках крестражей, жосткую пьянку в честь кубка школы.

вы можете взять любого персонажа и мы вместе придумаем, как они могли бы дружить или ненавидеть с поттером друг друга.
мы можем поиграть в школу или постхог
рон или гермиона это база но я даже не смею надеяться
мы можем устроить ещё один кубок мира по квиддичу
или вы возглавите очередную шайку любителей-чистой-крови, а я за вами побегаю с авадой кедаврой

х мы не поиграем с вами в любовь, увы, но для всего остального я абсолютли фри

* пишу 4-10к от вдохновения и очень капризный в вопросах текста, если вы не готовы двигать сюжет, пожалуйста не пишите мне <3

че по нытью?

Гарри устало трёт глаза на длящимся уже десятый час досмотре - очередная ячейка в банке "Гринготтс" на самом нижнем, на самом хорошо защищенном, на самом секретом уровне, родовая, разящая тёмной магией за версту, была вскрыта авроратом несмотря на все препятствия и сложности, что чинили им работники банка. Гоблинам наплевать, что собственник ячейки - арестованный на пожизненное Пожиратель смерти, гниющий в Азкабане; их интересует только имя их банка и священная клятва тайны хранилища. Огромное количество люмосов освещают влажный, прохладный грот, где было непривычно шумно для такого места - волшебники и волшебницы прямо на месте занимались описью и сортировкой редких артефактов, тёмных предметов и родовых ценностей, которые отправлялись по разным кучкам: на экспертизу, на уничтожение и наконец, обратно в хранилище - в пользование следующим по ветви родственникам. Эхо от их разговоров и действий разлеталось по туннелям и пещерам банка.
- Любопытнейший предмет, - произнёс старший аврор, удерживая перед своими глазами на вингардиуме пару перчаток, которые Гарри принял бы за обычные перчатки из драконьей кожи.
- Эти перчатки буквально до костей обжигают кожу владельцу, если он во время поединка проявляет слабость к своему противнику. Кроме того, если к ним прикоснется не их владелец, то также получит ожоги. Ничего существенно страшного для жизни, но Министерство посчитало, что это не отвечает никаким гуманистическим нормам и запретило производство и эксплуатацию этих перчаток. В утиль,  - он бросил их в кучу, где лежали остальные сравнительно не опасные вещи, которые планировалось вскоре уничтожить, и приступил к следующему экземпляру.

- Уважаемые Авроры! - возмущенный голос главного гоблина отвлек их от обсуждения очередной вещицы, и обернувшись к нему, они одинаково вопросительно вскинули брови.
- Вы планируете оставаться тут на всю ночь? Мы итак поступились своими правилами, и позволили вам изымать из хранилища собственность держателей ячеек, но позволить вам тут находиться круглосуточно..  - кончики ушей гоблина угрожающе задрожали, намекая на его крайнюю степень возмущения.
- Нет-нет, что вы, мы сейчас уходим. - старший Аврор взглянул на часы и охнул, удивляясь тому, как быстро пролетело время. Он отдал приказ аврорам рассаживаться по вагончикам, выбрал особенно любопытные вещицы, убирая их в специальную шкатулку, защитившую его от любых вредных воздействий и пообещал гоблину, что уже завтра они закончат с этим хранилищем, вернут на место всё, что возможно вернуть и увезут то, что возвращать никак нельзя. А для верности, он наложил на зону работы магический купол, снять который крайне сложно. Уставшие сотрудники аврората медленно ползли на верх под мрачные и неприветливые взгляды сотрудников банка - они уже которую неделю ворошили тут всё, мешали гоблинам выполнять свою работу и мешками вывозили принадлежавшие преступникам темные артефакты.
- Итак, завтра в девять утра. - волшебники один за другим исчезают.

Над головой сгущаются мрачные, иссине-черные тучи, над головой собирается тоскливый лондонский дождь, а время уже давно перешло из вечера в ночь - Гарри смотрит на часы, и правда, почти полночь. Он из последних сил аппарирует, появляясь в конце площади Гримо прямо под фонарем черной кляксой. Он ещё немного вытянулся с тех дней, когда был для всех просто мальчиком-который-победил, он вырос в плечах, когда физические тренировки приобрели постоянный характер, он начал носить аккуратную прическу; можно сказать, что Гарри возмужал.
Волшебник медленно вздохнул, набирая в легкие воздуха, как и всегда, после аппарации немного мутит, а когда совсем нет сил, еще и тяжело дышать. Первый шаг, затем второй, а после и третий, походка у Гарри не пружинистая, не быстрая, он ползет из последних сил, ползёт в сторону дома, где на пороге его ждет Джинни, она светится как маячок, на который он летит, воображая из себя мотылька. В пальцах, что привыкли крепко цепляться за древко метлы или его руку, Гарри замечает сигарету, которая то подгорает, то тухнет на кончике - она ведь знает, что он это ненавидит. Гарри ставит ногу на первую ступень и берется рукой за перила, помогая себе подтянуть усталое тело и через две ступеньки они оказывается почти нос к носу с Джинни. Быстрым движением, Гарри поправляет оправу на носу, вглядываясь в голубые глаза, что не выражают ничего, кроме разъедающего, острого разочарования; он её подвел, ему нет оправданий, он ужасный муж. Гарри смотрит на острые ключицы, об которые он изрезал бы губы, если б посмел прикоснуться, об которые располосовал бы руки. Она сторонится и пропускает его - обвинительным молотком звучат каблуки. Он не пытается её обнять. Не пытается с порога молить о прощении.

- Я не забыл, Джинни. - Гарри застывает с одним ботинком в руке, сидя в прихожей и смотрит снизу вверх на жену - сейчас кажется, что никто и никогда во всем мире не видел Гарри Поттера таким: он простой человек, он просто приполз с работы и очень устал, он просто мучительно долго стягивает с себя ботинок, привалившись спиной к стене, он всматривается ей в глаза с трудом, потому что под конец тяжелого дня зрение его подводит; он не всесильный герой, не спаситель магического мира, не надежда нации, он просто Гарри. И он каждый день пытается сделать этот мир чуточку лучше, чтобы никто не посмел тронуть дорогих ему людей.

готов взять ЭНКИДУ чтобы поиграть c...
ГИЛЬГАМЕШЕМ [АККАДСКАЯ МИФОЛОГИЯ]

Toni Mahfud или подберем

Буйный муж, чья глава, как у тура, подъята,
Чье оружье в бою не имеет равных
Тебе нет равных. Ты не на голову выше всех остальных, ты просто недосягаем. Ты делаешь то, что хочешь: только то, что хочешь, и все, что хочешь. У тебя есть власть, красота, невероятная ловкость в бою, признание, божественная кровь. Весь Урук у твоих ног, каждый хочет кусочек твоего внимания - кроме тех, кого тебе вздумается обойти или обидеть. У тебя кровь кипит, и развлечения настолько опасные, что люди считают, что ты отца без сына оставишь.

Я буквально создан для тебя. Создан для того, чтобы тебя успокоить. Тебе на меня жалуются: живу в лесу, люблю лису. Жру траву, силки рву, мешаю животных промышлять. Сам страшный такой, патлатый. Ну ты и даешь отмашку, чтобы меня очеловечили как-то что ли.

И вот однажды видишь меня сидящим под дверью девицы, на которую ты наметился. У меня оскал веселый и злой, подначки зубастые и легковесные, а сдвинуть меня, сторожевую псину, просто невозможно.   

Мы, конечно, сцепимся. Конечно, не сможем расцепиться  до конца дней. Конечно, вместе сделаем много крутого, побываем в тысяче мест. А потом я умру, и ты не захочешь с этим смириться. Ты весь мир перевернешь, и найдешь способ остаться в веках нетленным, но тебе придется пойти за мной, это и есть трагедия твоей жизни. Но мы обязательно встретимся на другой стороне.

А до тех пор, я буду ждать тебя.

---

Есть такой троп - герои-побратимы. Это, знаешь, когда благополучие твое для меня важнее собственного. Когда я готов умереть, расплачиваясь за твои ошибки. Когда ты - главный герой, а я - твоя тень. Когда боги буквально создали меня, чтобы ты, отбитый, уже успокоился, перестал тиранить свой народ и занялся  делом. Когда по крови мы не братья, но есть узы покрепче кровных.

Это не только Гильгамеш и Энкиду, но и Арджуна Кришна и Кришна Васудева, Александр и Гефестион и наверняка тысячи других: жажда такой связи - самое естественное желание на свете, хоть и встречается она гораздо реже, чем хотелось бы. Ахилл и Патрокл тоже идут сюда, и я буду счастлив возможности о них поболтать!  Можем взять любой из вариантов, перекроить под АУ, сунуться в современность, киберпанк или вообще в любой сеттинг.

ТЫ	Я
- гигачад - звездочка и знаешь это - как минимум наполовину бог - искусный воин - буквально местный тиран, но народ тебя все равно любит - чувство самосохранения - это кто - бывает два мнения: мое и неправильное - софт бой, когда тебе не пофиг (тебе пофиг 24/7)	- твоя псина - веган и диснеевская принцесса - до 80% ДНК неандертальцев - ниже, но костью шире, руки крепкие как камень небесный - реву в три ручья от любой несправедливости - нет, мужественность не пострадала - сдохну, если буду сидеть без дела - не пофиг до абсурда

Хочу пост раз в месяц, без украшений и картинок. Хочу бодаться за то, кто тут главный (ты конечно более клевый, но ты же сам понимаешь, что быть диким и творить дичь - это мы с тобой на двоих разделили). Хочу, чтобы со мной говорили о персонажах, сюжете и желаниях. Сам пишу примерно 3-5к 1-2 раза в месяц.

Пост, просто пост

На Асмодее лучшая его личина: личина текучая и неопределенная. Тем, кого он хочет прельстить, он кажется красивым: именно такой нос, именно такой излом губ, что-то жесткое и надежное в тени в глубине зрачка. Тем, кого он хочет напугать, кажется ужасным: черты его плывут и дразнят, неуловимо что-то напоминают и кричат о неправильности, неестетсвенности, какой-то животной ярости и страсти, что-то жесткое и неизбежное в тени в глубине зрачка. Асмодей бросает шелка и бархат, и печатное золото к ногам еврейской девчонки. Нет, не в первый раз он является ей, и каждый раз она его отшивает: бог Израиля, его Отец, отлучивший его от света и гармонии сфер, не велит своим рабыням играть с блудными сыновьями. Асмодея такая мелочь, как запрет Отца, остановить не может, он уже познал Гнев Его, и страх Господень покинул его навсегда.

Ради откровенности стоит сказать, что отказы эти демона только заводят. Ему кажется неизбежным, что она сдастся рано или поздно, нужно только подобрать ключик. Как головоломка, так близкая к разрешению. Нужно только предложить ей что-то достаточно соблазнительное.

Ему не нравится её пугать, а потому он появляется в её комнате, в тени, и старается не привлекать внимания. Смотрит, ничего не говорит, приучает её к своему присутствию, приручает, как пугливого ягненка. Потом заговаривает так, будто она — тоже человек, со своими желаниями и чаяниями, а не просто приложение к мужчине: не дочь, не будущая жена, просто Сарра. Потом приносит ей подарки, но ей они ни к чему: она наследница богатая, если б только могла наследовать сама. Вот и сейчас она прячется от него, скрывается за резной ширмой, будто это может спасти её. Асмодей хмыкает:

— Брось дичиться, Сарра! Ланиты твои да не покинет румянец. Не по моей вине, ибо я люблю тебя и не причиню тебе вреда. Буду оберегать тебя и защищать тебя. В Аду я — Великий Король, 72 легиона духов подчиняются мне, а ты — можешь стать моей королевой. Только назови себя моей, а меня признай своим мужем! — Он говорит, и сам себя разогревает, и под конец даже верит сам себе, хоть и знает точно обряд: супруги вместе только пока смерть не разлучит их, а смерть Сарры — событие неизбежное. Сейчас это значения не имеет

мем, просто мем

готов взять Marazhai Aezyrraesh чтобы поиграть c...
von Valancius [Warhammer 40 000: Rouge Trader]

Жил в Коммораг Дракон... сам виноват.
Только ветка доминации над Маражаем (бездна видит его "изломанным юношей со смехом маньяка", так что... в рамках общества друкхари, Маражай, скорее всего, малолетний амбициозный говнюк, который всем мешает, Коммораг ещё заплатить должен, что его наконец-то забрали).
В общем, доминировать и иногда поворачивать за строгий ошейник в ту сторону куда кусать надо. Но кусать Маражай всё равно будет как захочет. Мнение мартышки ему как бы... не так, чтобы важно (?).
Есть некоторые моменты, которые хочется обговорить на берегу, потому что Маражай, как и все космические фееч...как и все эльфы, довольно сложная персона. А играть всё-таки бы хотелось так, чтобы комфортно было всем х)

---

Из возможно важного про меня: заглавные буквы, третье лицо, птица-тройка опциональна. У меня посты короткие +/- 2.5к символов. По скорости ничего не могу обещать. Раз в две недели - да. Но если попадем в момент: "Горю слишком сильно!" - отдам день в день.
Из важного про тебя: ты любишь заглавные буквы в начале предложений, да. Всё остальное не слишком важно, я подстроюсь.

Пробного поста за Маражая нет, но есть просто пост

Этельстан немного помолчал, чуть-чуть размышляя что ответить, впрочем, он бы соврал, если бы сказал, что нужно было долго думать. Ответ на заданный вопрос — щедро простирался во все стороны от славно утоптанной тропинки.
Зелень — уже во всю набрала силу и рост. Некоторые растения и вовсе — отцвели, и успели дать какие-никакие, но плоды.
— Бальдр, — он чуть прибавил шагу, чтобы вырваться вперед, да повернуться к Рагнару лицом. Так и шёл какое-то время — не видя, что за спиной, полностью уверенный в своём спутнике, который точно дал бы знать — будь что не так. — Мир просыпается и оживает, возвращается из сонного, мрачного и мёртвого состояния волчьего часа — к теплу и жизни.
Этельстан остановился около небольших деревьец. В Англии они были известны — как ирга. На нескольких деревьях уже отцвели цвета да вызревали плоды, но те, что были ближе к тропинке — частично были укрыты ирговым цветом. Белым, почти как яблоневый, но более — нежным.
Истёртый, потерявший половину своей красоты, торк, прокатился по этельстановой руке, когда он потянулся, чтобы сорвать несколько ягод с ирги. Они практически не росли около Линдисфарна, скорее, это было смутное воспоминание из позабытого, истёртого временем и монастырями, детства. Ветви несколько раз дёрнулись — и не отцветшие цветы начали осыпаться, украшая белым и одежду, и волосы Этельстана.
— Уже сладкая, — плоды ирги были похожи чем-то на смородину, но только намного, намного слаще. Этельстан съел несколько ягод, а потом сорвал — и для Рагнара, протягивая их на раскрытой ладони. «Ева пала от яблока» — мелькнула шальная мысль. — Чем не знак, что наш сегодняшний благодетель — это Бальдр?
Они были уже достаточно далеко от города и можно было сколько угодно глядеть во все глаза, не боясь вопроса от случайного человека: «Чего ты на него пялишься?», на Рагнара. Тревоги, печали, потери, неверные решения — оставили свой след на его лице, но вот глаза… Глаза оставались всё такими же ясными, цепкими, яркими. Понадобились годы, чтобы заметить, что цвет их меняется из-за настроения, словно цвет морской волны — от погоды. В Рагнаре было столько — от моря, что, наверное, ещё и из-за этого на него хотелось смотреть. Взгляд отдыхал, сердце радовалось. «Когда страх ушёл?» — сколько бы до этого Этельстан не размышлял над этим вопросом, а всё не было ответа на него. Нельзя было отследить эту нить — терялась в полотне жизни, коротким был её рисунок. Не стал страх — частью. На страхе столько лет не будешь не рядом, даже если…
Этельстан облизнул губы — ирга действительно было сладкой-сладкой. Сейчас возможно даже слаще мёда, который ближе к осени пойдут собирать бортники. «Собрать бы иргу да с мёдом смешать», — мысли сплошь все глупые-глупые были. Возможно, таковыми они у него всегда и были. Глупо, наверное, было полагать, что хоть кому-то в мире этом известен замысел и промысел хоть каких-то богов. Богам — божье, а ему, Этельстану, его — земное. Возможно, и, правда, нехорошо думать так (уж вслух-то точно никогда бы не посмел сказать — задрался бы чей-то нос аж прямо до самого Биврёста), но божеств можно и не увидеть, да и зачем, если рядом — их лучший сын?

готов взять ANDREW "ANDY" GRAVES чтобы поиграть c...
ASHLEY "LEYLEY" GRAVES [THE COFFIN OF ANDY AND LEYLEY]

ОРИГИНАЛЬНАЯ

нужен повод покромсать кого-то на кусочки
приходи, давай поводы

Пробный пост за персонажа (по желанию)

[indent] Да! Вот он! Тот самый момент! Теперь-то Сесар вспомнил, что именно тогда он дал Шерриган такое глупое прозвище, что самому было потом стыдно что не додумался до чего-то получше. Хочется бится головой об стену от собственной тупости и ограниченности. Хорошо было бы вообще подобное не вспоминать, скорее всего. Нераскрытые загадки полны собственного очарования. А необъяснимая глупость лучше той, где понятно откуда та вылезла.
[indent] «Так низзя! Квиб-квиб-квиб!» — пищала малявка и махала руками как крылышками, но не в состоянии взлететь. «Квиб-квиб-квиб» — повторяла она раз за разом. Эта та самая степень взаимного непонимания, где слова собеседника перестают... быть словами! Зато как она орет!.. точнее квибает. Ему кажется или у девочки аж нос дергается из стороны в сторону, как у какого-то кролика? Наверняка это воображение, но как же смешно она сейчас выглядит. Сесар вновь прижал больную руку к себе, только в этот раз не к груди, а к животу. Ему казалось что с каждым взмахом рук Шерри и каждым новым звуком от нее, внутри него надувается огромный шар. Поскольку розововолосый был далеко не Ями, он почти сразу же налился краской, при этом вжав губы в рот и выпучив глаза. Мгновением позже шарик лопнул, разрываясь диким хохотом, перекрывшим извинения Койот. Сесар аж согнулся вдвое, продолжая надрывать животики со смеху.
[indent] — АХАХА! Шерриган, — с трудом выдавил он имя девочки, а на глаза навернулись слезы. — Прости, что ты говорила?
[indent] Несмотря на его вопрос, Грантц еще и после него похихикал с полминутки и только тогда успокоился. Койот серьезно пролопотала про их задание, а парень пару раз хлопнул ее по плечу, все еще находясь в полусогнутом состоянии и лицом на одном уровне с ней. Она просто такой Капитан Цыпленок. От собственной неозвученной шутки у сына ученого чуть не начался второй приступ истеричного смеха, который он сдержал каким-то чудом, продолжая похлопывать ее по плечу. Ничего при этом не говоря.
[indent] «Квиб-квиб-квиб,» — послал он ей мысленные волны на ее языке, но либо забыл нажать кнопку «отправить», либо ментальная почта Шерриган была переполнена. Но он так просто не сдастся: — «Квиб-квиб-квиб!»
[indent] Розововолосый все еще молча пялился на нее с глупой ухмылкой, да рукой на ее плече. А дальше губы его расплылись в еще более широкой улыбке и он объявил:
[indent] — Я прощаю Вас, юная леди! — при всем при этом он говорил искренне, пусть и сверкая как начищенное зампакто. Парнишка выпрямился, сделал оборот вокруг своей оси и очень в тему поинтересовался: — Ты любишь истории?
[indent] Сесар радостно проскакал к двери магазина, которая так удобно раскрылась когда из здания выходила женщина с ребенком. Арранкар огляделся по сторонам, потянулся и направился в отдел со сладким, оглядываясь не только затем чтобы убедиться, что Койот идет за ним, но и ожидая видеть на ее лице какие-то положительные эмоции от его рассказа:
[indent] — Представь, ты была бы особенным арранкаром, тайным заданием которого собрать множество маленьких камушков, а потом, когда ты их соберешь, то появится главнокомандующий шинигами и ты сможешь с ним бороться. Одновременно с этим ты так же попадешь в другой мир, который не настоящий, но он существует и там тебя представят Мастеру. На твоих глазах он пошлет твоего старшего брата в лес с другим не менее секретным заданием и огромной мистической коробкой. У Мастера еще есть и другие ученики и их десятеро, самый сильный из них будет послан в будущее для того чтобы сотворить там всевидящее око Мастера чтобы тот мог видеть что произойдет и вовремя предупреждать своих других учеников. Но потом ученики подрались из-за Вкусного Леденца, отправляя своими армии друг против друга и уничтожая весь тот мир. Бух! — он развел руками, изображая огромный ядерный гриб. Закончив с этим, парень уцепился за ближайшую тележку, везя ее за собой и по мере рассказа закидывая туда внутрь что-либо, что считал нужным. — Потом Мастер вырвется из погибающего мира, предстанет перед тобой, та-а-ак ткнет в тебя пальцем и откроет тебе тайну, что ты половина особенного оружия! И тебя надо спасти от Слеля, которых хочет слить тебя с другой частью оружия и сделать вас едиными и использовать как оружие! Но Слель слишком красив, поэтому находит кого-то обычного, чтобы не выделяться из толпы и всасывается в его тело, получая над ним полный контроль. Но перед этим у него не получается захватить его тело, но он его как-то все-таки получает. Но его воспоминания пропали все полностью, а его находит твой отец. А потом ты дерешься со Слелем! Он проигрывает, но отщепляется от того обычного тела и улетает в другое. Потому что рядом стоит маленький зеленоволосый мальчик и ничего не подозревает.
[indent] А теперь только надо достучаться до амнезии чтобы забыть все, связанное с Капитаном Цыпленком.

готова взять REVY чтобы поиграть c...
BENNY|DUTCH|ROCK [BLACK LAGOON]

Мне буквально все равно с кем играть из этого фандома. Необязательно эту троицу, можете взять хоть Балалайку, хоть сестру Эду - будет еще прикольнее. Можно ебануться, типа того, и взять Шеньхуа. Но в приоритете Бенни и Датч, потому что хотела поиграть всякие флешбеки. Очевидно, что Бенни от Реви досталось в свое время нехило, а с Датчем по-любому не самые сказочно-комфортные отношения босса и подчиненной, раз во время рядового дела он буквально признается, что была мысля ее кокнуть, когда Ребекка заигралась. С Роком и так все ясно. От меня стабильные посты, от вас лишь желание играть.

те самые строки мелким шрифтом в договоре

без лапслока, без в о т {этой} вот .херни, желательно делить текст абзацами. Я играю без птицы тройки - мне лень.

Пробный пост

пост не за Реви, но довольно близкий по атмосфере
Tech N9ne, Three 6 mafia — Demons

Есть одна вещь, которую Джинкс не любит больше всего — внезапных и болючих ударов по башке. Она морщится, потирая затылок, и сплёвывает кровавую слюну — прикусила язык. Вместе с этим плевком, по венам расползается тягучая злость и ярость, она же зажигает чуть ли не алыми фарами ее глаза. Прям таки совсем униженная Мальвина грузно вздыхает и вскидывает голову в поисках обидчика.

Все знают, что Джинкс нельзя бить по голове. Это нельзя не потому, что девочек нельзя бить в принципе, нет, Джинкс была именно той девочкой, которой для профилактики можно было бы разок-другой втащить. Что собственно однажды Сейвика и сделала. Джинкс разревелась так, будто она своей механизированной клешней зарядила, нет же! Это был обыкновенный подзатыльник. Пусть и мощный, но все же подзатыльник. Вообще-то там у нее кнопка, которая включает паскудство и злодейство. В тот же день она пожаловалась Силко, показывая на своей плюшевой копии где  его "левая рука" ее трогала. Вот примерно с того дня они друг друга и терпеть не могут.

Джинкс ловко поднимается, в очередной раз ковырнув ногтями землю, и бросается в сторону уже поваленного псионика. Она-то понимает, что сейчас блистает Финн, вколачивая голову этой заразы по самые тектонические плиты, но ей куда обидку деть? Правильно: его распластанные ноги отлично для этого подходят. Она пинает его своей правой, мысленно представляя что это такой хуевый ксилофон. Только ноты не становятся чище, когда она поднимается выше - к бедру. Она слабо замечает, что дышать ей становится сложнее, так как на это уходит добрая половина ее сил, почти не замечает и того, что своей лапке тоже больно делает. В принципе, она уже была в том состоянии, когда бросилась бы на любого, если бы этот любой спросил, в порядке ли она? Очевидно, что нет.

Почти каждый второй пинок сопровождается очень яркими ругательствами за гранью добра и зла, половину из них она только что придумала. Кто знает, сколько бы она так продолжала дубасить, если бы не заметила цель поинтереснее — шестого доходягу, который задумал замахнуться на Финна со спины. Тупо предсмертные потуги псионика хоть как-то спастись. И он явно пробовал свои силы на Джинкс, только вот мозгов в ее голове сейчас не было. Жижа какая-то. Она с рыком бросается в сторону паренька немногим выше своего, впиваясь пальцами в чужие сухие плечи, отстраняя того подальше от удивительной инсталляции "я считаю что тебе надо привыкать к земле". Ей сейчас не нужно было оружие. Джинкс вывозила на адреналине. Врезав ему в солнечное сплетение, она схватила его за волосы, прямо за корни у висков, и заорала в тупого вида лицо. Тот пошатнулся, но не упал; она же, отняв одну руку, стукнула локтем ему по ребрам, а коленом – в пах. Вай ей однажды сказала, что если она будет драться с мальчиком и растеряется – надо бить по яйцам. Запомнила это Джинкс на всю жизнь. Но правда советом этим она зачастую злоупотребляла.

И где-то на этом моменте сила псионика совсем сникла, потому что в глазах бедолаги загорелся слабый огонек сознания. А потом ужаса и боли. Он завопил и вырвался, убегая от ненормальной наутёк, даже не оглядываясь.

— Втопил куда, склипездень еблоухий?! — отчаянным эхом разносится по округе ее вопрос. И, она бы сама побежала его догонять, но свой же громкий голос чуть-чуть вернул ее "в себя". Буквально складываясь пополам, Джинкс тяжело выдыхает, упирая ладони в коленки.

готов взять Сталесклеп чтобы поиграть c...
АСАТ ПРАМАД / ЗЕФИРО [honkai: star rail]

Ссылки, чтобы не искать:
Асат Прамад
Зефиро

Если вам подходит что-то из этого:

— персонажи о которых известно пол абзаца, а значит можно накрутить че угодно, втч могу взять не Сталесклепа, а Асата или Зефиро
— юху всесилие всемогущество троп "он сидел в гостиной у камина и пил виски боль всего мира отражалась в его синих глазах"
— по смыслу планирую рефлексировать про ai-агентов, можно побатлиться буквами типа ты хейтер нейронок, а я их разработчик, или наоборот
— БОГОУГОДНЫЕ отношения (никакого джема в моих тортах, двигаемся на высокодуховном белковом креме)
— пишем быстро мало красиво на схожем вайбике. нужное подчеркиваем, ненужное вычеркиваем

то подходите — обкашляем.

Пробный пост

— Вкусно, — тихо вторит Элио. Кончики его губ растягивают рот в улыбку, пока на языке смешивается кислая горечь и сладкая взрывная шипучка. Сильвер чувствует ярко, хотя эмоции у неё пресные, похожие на сухой лед. Элио поглаживает теплую кожу, микросхемы на пальцах блаженствуют от контраста, почти забывая, что их работа состоит единственно в том, чтобы передавать импульсы в поврежденный Будущим мозг. Но стоит ли ждать чудес от безголовой машины? Вероятно, ей не свойственно даже соответствовать ожиданиям. Можно радоваться, что она хотя бы верно передает температуру — тридцать шесть и девять десятых градуса.
Сильвер — одна из звезд в бездонном желудке Элио. Яркая и игривая, ускользающая и покорная. Иногда Элио кажется, будто он ухватил за хвост несущуюся через вселенную комету, такую, которая сумеет принять любую форму, если только пожелает. Ему хочется попробовать чувства Сильвер, когда она станет сверхновой. И ради этого он готов выпустить несколько ярких звезд из червоточины.
Элио видел в линиях вероятности, что искрами в бездонной тьме могут быть его собственные чувства, отданные великим властителям (Времени, Будущему и Судьбе). Они образовали космические тела, смешавшись со многими другими инкрементами, в дальнейшем поглощенными. Элио сосчитал все свои звезды трижды, и каждый раз получал новое число — совсем как КММ, обвиняющая Охотников за Стелларонами в преступлениях. Элио был внимателен, в отличие от своих официальных оппонентов, но в его космосе звезды рождались с такой стремительной скоростью, что он не мог удержать их в настоящем. Тогда он сосредоточился на нескольких ключевых фигурах. Фигурках, одна из которых приходит во тьму сама, и, замерев в пустоте, рассыпает позади себя шлейф из ярких искр.
Элио пробует мороженое на вкус, пачкая губы. Микросхемы пытаются сообразить его чувства, однако после эталона, заявленного Сильвер, они быстро тушуются и прячутся где-то на периферии котомки со звездами.
— Я видел настоящее, — говорит Элио, устраивая вторую руку на обнаженном девичьем боку. — Мне не понравился путь, который ты выбрала. Почему среди тридцати трех развилок ты предпочла дорогу, усыпанную шипами?
Время искажается. Длинная фраза сжимается до нескольких слов, но растягивается в звуках, которыми поет мир. Ещё до того, как они упадут тихой трелью, маленькие иголочки появятся на кончиках пальцев Элио. Они проткнут бледную кожу, беззвучно, как и все в космической пустоте. Струна времени жалобно стонет высокой скрипичной нотой и разрывается. На смену ей приходит новая нить.
— На другой дороге стоял большой рейд-босс, для тебя, моя драгоценная Сильвер, но ты выбрала игру в зарослях шиповника. Твое решение огорчает меня и причиняет боль, — констатирует Элио. В его голосе нет эмоций, звезды все ещё прячутся в котомке.