Э П И З О Д   [11.09.2023 — 25.09.2023]
────── ♦ ──────
abyssus abyssum invocat / Azazel & Livia
Она уже не поймет, что чувствуют нормальные женщины, собираясь замуж. В первый раз Юлия была в ужасе и обиде. Она не помнит церемонии, потому что старалась дышать и не потерять сознание.
Во второй раз вовсе ничего не чувствовала, спотыкалась, терялась и только искала глазами жениха, цеплялась за его взгляд. Агриппа не был персонажем ее ночных кошмаров, потому что ничем не напоминал о прошлом.
И вот — третий раз.
Платье обманчиво простое и очень дорогое. Юлия стоит на высоком табурете и видит в зеркало свое тело без головы: слишком много голых плеч, перехваченная талия, слоеный лист длинного подола, у которого ползают швеи, блеск разбросанных булавок.
— Не годится, — роняет Юлия, и головы поднимаются как по команде. — У меня траур. Плечи и грудь надо закрыть.
— Но…
— Без “но”. Эта конфета продается в обертке.
Что она чувствует? Злость.
Винный привкус глупой победы на корне языка.
Отчаяние.

***

На ней белое платье, волосы собраны у затылка, под тонкой расшитой тканью — все те же плечи, которые он когда-то сжимал в ладонях, притягивая ее к себе.
Сердце пропускает удар, затем еще один.
Сердце пропускает удары почти, как в тот день, когда пропускало их один за другим навылет.
Он может избежать фарса с тем, чтобы не целовать ее в губы и не резать свинью при всех. Тиберий целует ее у волос, по краю поднятой вуали, положив обе ладони ей на плечи. И это последнее, ладони на ее плечах, он задерживает чуть дольше нужного, почувствовать ее.

Он смотрит ей в глаза, потом снова на ее ладонь. На ее пальце кольцо. И впервые это его кольцо. Дальше друг от друга они не были, кажется, даже в детстве.
Чтобы открывать двери или чтобы ты могла запирать свои?
Тиберий старается усмехнуться, поддержать шутку и не может. Когда-то, перед другой ее свадьбой, мог.
— Все. Нет, — он исправляет себя, наконец, криво ухмыльнувшись, — многое будет так, как ты захочешь.
Он смотрит на пеструю толпу их родни, уверовавшей, что все снова вышло по их воле.

П О С Т   [11.09.2023 — 25.09.2023]
────── ♦ ──────
once [asoiaf] / Moondancer
Опять шумно. Взгляд цепкий, напряженный, лишенный той самой приветливости, о которой столь часто напоминали Мундэнсер (и за которую оставляли неплохие чаевые) скользит за спину Санфайра. К сцене, где уже миловидная девушка с цветом волос опалённого сахара улыбается мягко и ещё ничего не говорит, а толпа к ней тянется, умолкает, ждет.

— Времена моей любви, — мягко произносит, касается струн музыкального инструмента во времена Танца неизвестного.
Звук другой. Не столь трепетен, как под пальцами менестреля издает арфа, но душу цепляет. Осторожно и почти невесомо, будто капли утренней  росы запутываются в паутине. Драконья душа – пламя и кровь, тянется к прекрасному. Вслушивается в звучание, гораздо глубже толпы. Знает, что грусть совсем не напускная и сердце плачет по-настоящему.

— Была моя любовь прекрасна, словно лето, — после длительного вступления следуют первые строчки.
Завороженная Мундэнсер горько улыбается, выделяет из толпы, взглядом вновь находит Санфайра. Смотрит уже не из-подо лба. Не щурится и мышцы собственного тела не напрягает подобно дракону, что уже выследил добычу и теперь в полёте прижимает крылья к телу, чтобы из высоты к земле быстрее кинуться. Мягко. Хочет к нему потянуться. Осторожно кончиками пальцев его волос коснуться и взор его к себе обратить. Прижаться к его телу, больше не боясь чужого запаха на собственной коже.

— И локоны ее, как солнца свет.

Э П И З О Д   [16.10.2023 — 30.10.2023]
────── ♦ ──────
Революция пожирает своих детей [slavic mythology] / Mokosh & Perun
- Мама… Мама… - бормочет он, закашливаясь кровью. Мокошь плачет, слезы ее текут по щекам и она сжимает руку сына и целует ее, - Я здесь, родной, я здесь, Мстислав, не бойся, - она захлебывается в рыданиях, гладя свободной ладонью юношу по волосам и тот смотрит в ясные ее глаза, - Скажи отцу, что один из его сыновей ничем не посрамил его и был верен Вам, ему и нашему дому до конца, - просит он и Мокошь чувствует, как жизнь его утекает сквозь ее пальцы. Она кивает головой и целует юношу в лоб за мгновение до того, как он делает свой последний выдох. Женщина замирает на секунду, а затем склоняется над ним и заходится в рыданиях, целуя щеки и лоб. Лишь затем она закрывает его лаза и извлекает из кармана платья две старинные монеты, ничего не стоящие в этом мире, зато бесценные в мире, откуда они пришли. Она кладет подарок Мары на закрытые глаза своего сына, зная, что так он совершенно точно отправится в Навь и обретет там мир, покой и счастье, какого не узнал здесь. Лишь после женщина поднимается на ноги, осторожно положив голову сына на холодный пол.

- Ты, - она вытягивает руку в сторону младшего из своих сыновей и лицо Мокоши искажает гримаса злобы, боли и ужасающего гнева, - Ты мне больше не сын. Убирайся туда, откуда пришел в этот дом. Ты предатель, выродок и чудовище, приведшее на родную землю этих зверей. Ты братоубийца. Я отказываюсь от тебя и проклинаю тебя именем своим во всех трех мирах, - он не знает, конечно, что это значит, но лицо Льва тоже искажает боль и страх, когда он, не в силах сказать ничего своей матери, выбегает на улицу.

***

Он ушел бы на Дон, вслед за еще только образовывающейся Добрвольческой армией, вслед за Алексеевым и Корниловым, если бы неподалеку от Москвы его не ждала семья, которую нужно было срочно оттуда забирать. Куда? Это вопрос второй. Перун понимал, что к тому времени как он со своими конногвардейцами доберется до Дубровиц, как только объяснит супруге, что им нужно уходить срочно, уже будет ясно, как обстоят дела на юге. Они решат вместе, куда уйдут, лишь бы добраться. Те, кто принял этот позорный мир не озаботился даже тем, чтобы вернуть части армий домой, и те шли едва ли не пешком. Шли туда, где может и дома-то уже не было. Сравняли с землей, сожгли и разграбили.

Сердце мужчины было неспокойно, и причин тому была масса. Почта перестала работать уже несколько месяцев к ряду, и никаких последних известий из дома он не получал, и сам писать не решался, видя бессмысленность отправки писем по практически парализованной почте. Они не виделись с Мокошью и во сне, и это было правильно, потому как ей нужно было беречь силы, коих у них и так было ничтожно мало по сравнению с далеким прошлым.

Перун хотел бы забыть, навсегда стереть из памяти все то, что видел по дороге к Москве. Словно кто-то распахнул ворота в Навь, выпустив в мир всю возможную нечисть, только в облике человека. Потому как именно Человек такое творить не может. Человек не может грабить все и всех без разбора, не может насиловать женщин и девочек, не может убивать просто лишь от вседозволенности, от отсутствия наказания. Самые низменные, самые жуткие черты проступили наяву, заполняя собой города и деревни, леса и дороги их земли. Они лили реки крови, они кричали о каком-то новом порядке и новом человеке, тогда как сами-то людьми так и не стали.

П О С Т   [16.10.2023 — 30.10.2023]
────── ♦ ──────
Hua Cheng /   paranoia [tian guan ci fu]
Предчувствие неизбежности слишком горькое на вкус, оседающее неприятной пленкой на глазах, от чего лишний раз хочется проморгаться и убрать это мешающее ощущение из своего сознания. Однако если оно навеяно подсознанием и волнением, то избавиться от него так просто не получится, как не старайся. Будничные заботы, примитивные занятия положенные ему по статусу. Окружающая его свита, обычные торгаши и игроки, которые на кон ставят свои жалкие жизни, лишь бы испытать азарт, - ничего из этого не могло помочь избавиться от неминуемого. Самое отвратительное, что вмешаться Хуа Чэн не может, потому что гэгэ сказал - просил - ничего не предпринимать, а пойти вопреки его слову не сможет. Если только опасность, грозящая Его Высочеству, не окажется фатальной, когда он переступит через навязанные запреты и уничтожит любое препятствие на пути принца.

- Градоначальник, вы слушаете?
- Продолжай.
- Значится, у этого должника в списке есть уже две ноги, он хочет заложить руку и сердце. Но кон этой игры требует сыграться с Вами. Какая нелепая дерзость! Я уже распорядился, чтобы после сдачи долга, из него сварили суп.

Знак рукой - короткий легкий взмах, но смотритель игорного заведения моментально затыкается и весь подбирается, испытывая лишь первородный страх, имея честь служить перед Князем Демонов, пусть и полностью лика за парчовыми занавесками не разглядеть. Да и не осмелится тот поднять глаза на Градоначальника, какое любопытство бы его не гложило узнать, в каком настроении сегодня пребывает тот.

- Пусть испытает свою удачу. .

Э П И З О Д   [13.11.2023 — 26.11.2023]
────── ♦ ──────
только честно [чёрная весна] / Boris Henkin & Ivan Kislov
Прыжок с мыса в холодное море — вот на что это похоже. Земля под ногами голосует за несуществование, и Хэнк летит вниз бесконечное мгновение, когда Киса сталкивается с ним губами вместо кулака — альтернатива, всегда казавшаяся невозможной; стукнувшее под горлом сердце — как столкновение с обжигающе-ледяной водой, сбивающее дыхание к чертям, одновременно шарашит ужасом и восторгом. Как там было, взболтать, но не смешивать? Хэнк на этот коктейль готов согласиться до конца дней своих, пока пальцы вжимаются в дутую мягкость дурацкой куртки в отчаянной попытке притянуть ближе, вцепиться в знакомое острое плечо, не дать отстраниться. Потому что как, вынырнув, смотреть Ване в глаза, у Бори нет абсолютно ни одной идеи.

С мыса прыгать с Кисой было несравненно проще.

Руки в его волосах отматывают Хэнка куда-то до восьмого класса, до первоисточника этого ебучего спора, к моменту, где все четкое и ясное, что было между ними кучу лет, как оспой, стало покрываться вопросами — в первую очередь к себе, — застывающими безответно. С этим не то чтобы подойдешь к родителям или сунешься за советом к Генке — мысль до конца даже внутри не оформляется, выдает критическую ошибку и скатывается в синий экран. Только тот несчастный засос Хэнк помнит слишком хорошо, лучше, чем его причину Юльку — она ведь, дура, даже не поняла, спросила только, где ушибся. Так себе знаток девичьих душ из Кисы оказался.

Что Киса зачем-то помнит тоже — это откровение неожиданное, объяснению с наскока не поддающееся. Они ведь не обсуждали совсем, ну было и было, не сработало — да и хуй с ним. Даже как повод для стеба не использовали, потому что по-гейски же, в обе стороны выстрелить может совсем не холостым, пацаны не поймут — это не в автобусе на спор «Я пидорас» крикнуть. Да и мало, что ли, у них было похороненного в молчании — злые слезы, намотанные по побережью восьмерки на скутере, худшие бэдтрипы, скулеж разбитого сердца? В сравнении с остальным это вообще хуйня, помог другу, подумаешь. Они вместе и не такую дичь творили.

***

Верю-не-верю.

«Не» смеётся у костра. Смех у него холодный, заполняет пространство прибрежным, щиплющим воздухом. Хэнк высвобождает не так уж и много места, и Киса подпирает его с другой стороны, не отступая назад. Назад не хочется, хочется снова податься вперёд, чтобы голову повело, а от горячих губ было тепло всему телу. Киса стряхивает с шеи Хэнка свои руки, они крошатся о его плечи, рассыпаются по бокам. Киса прячет тепло кожи Хэнка в рукавах свитера — сохранить бы подольше. Когда заканчивается приход, Киса знает, что сможет достать ещё. Поцелуев Хэнка в цветастых таблетках он никогда не видел.

Только под.

«Не верю» так много, что можно разбивать копилку.
Когда, сидя на полу, облокотившись спиной о диван, они смотрят очередной всратый хоррор, Киса будто бы засыпает на плече и старается не вздрагивать даже от скримеров. Хэнк опирается на его голову своей, расстояние между ними превращается в сплошную касательную. Не верю.
Когда Хэнк, сука, заканчивает очередной спор щекоткой, а Киса извивается ужом, брыкается, пытается дотянуться и укусить за руку, пока белым флагом на грани визга не поднимает «Блять, хватит, сдаюсь», Хэнк сваливается сверху, лежит до упора, до «Слезай, Хенкалина, ты не пуховый». Кажется, если Киса промолчит, они будут лежать так вечно. Не верю.
Когда время того и гляди забежит на будильник, а Хэнк произносит уже третье «Кис, заебал, давай спать», Киса утыкается лбом в голую спину и ждёт противодействия в подёргивании плеч. Гвоздит вдоль тела руки, которые тянутся поперёк и ближе. Закрывает глаза и слышит из колонок звук своего сердца, когда Хэнк переворачивается на другой бок, к нему лицом. Не верю.

«Кис, ты ахуел?».

«Давай вернёмся к остальным».

«Я домой».

П О С Т   [13.11.2023 — 26.11.2023]
────── ♦ ──────
Sampo Koski / lost at sea
Черты лица напротив расплываются перед глазами, расплываются металлические стены каюты, чернеющий круг иллюминатора, упавшая фотография на периферии зрения. Пересохшие губы размыкаются, словно Ноа не оставляет попыток разорвать обволакивающую тишину, противясь усталости, противясь слабости и покою, однако, в конце концов, не произносит ни слова. Только вздыхает непонимающе от того, с какой лёгкостью Ричард укладывается в постель рядом с ним.

Ричарда много. Он занимает слишком много места, его кожа — слишком горячая, исходящий от неё запах другого человека — слишком резкий. Близкая тяжесть чужого тела на одном с Ноа матрасе ощущается до того остро, что под одежду пробирается зуд — отрезвляющий, заземляющий зуд, увлекающий всё размазанное паникой внимание и собирающий его в одной точке.

Там, где шероховатая ладонь заглушает звуки, заставляя слушать лишь нестройные перестуки сердец и чужое — слишком громкое, отвратительно громкое — дыхание. Там, где в нос ударяет терпкий запах одеколона с проступающими нотками пота, заполняя ноздри и опустошённую голову. Там, где голос, приказывающий — нет, просящий закрыть глаза, хрипит и вибрирует в висках, и Ноа слушается. Он готов поклясться, что никогда не сможет уснуть, пока от чужого тела рядом так жарко, пока он дышит чужим запахом, пока под переносицей бьётся пульсацией что-то живое — и настолько же чужое, неконтролируемое, непредсказуемое, недоступное упрощению.

Однако в сон Ноа погружается прежде, чем успевает подумать: «уйди. Уйди, не трогай, не пытайся лгать, не пытайся заполнить собой пустоту, в которой тесно даже мне одному». Странные мысли и странные чувства; наверное, такое случается, когда люди сходят с ума под толщей воды. Даже такие, как Ноа.

Ему снятся красный свет и чёрное море. Снятся огоньки, плывущие за стеклом иллюминатора, и ласковые щупальца, обвивающие горло. Жарко, трудно дышать, но разве Ноа в силах сделать хоть что-то, когда они ползают, кажется, уже под самой кожей? Это даже не противно, ничуть, это не страшно. Ричард оказывается прав: всё хорошо. Только вдохнуть бы разок полной грудью — почему так трудно дышать?

Э П И З О Д   [17.25.2023 — 25.12.2023]
────── ♦ ──────
hello, it's me [dracula & medici]  / Dracula & Livia

Лондон, 2023
Больше всего Владу нравится Джулиано расслабленный, мурчащий где-то под боком сонной кошкой, или смеющийся так заливисто и открыто, словно у него взаправду лишь два десятка лет за плечами, ни веком больше. Поэтому настороженность Медичи не остаётся незамеченной. Напротив, его напряжённость Дракуле мешает. Она раздражает первородного, как бельмо на глазу. Может, и правда лучше было бы домой вернуться, но Влад не ищет лёгких путей и не даёт ими воспользоваться никому вокруг. Даже старшему сыну... особенно ему, и на то есть причина.

— И шоколадной крошкой, — кивнув, деловито отвечает Влад, прекрасно вписавшись в обстановку кухоньки. В тёмном, запачканном мукой и чёрт знает чем ещё фартуке, он выглядит как персонаж из своего любимого шоу в этом месяце.

— Ты смотри, не только мы едим завтрак на ужин, — смеется Влад, услышав заказ для третьего столика. Он не обязан его выполнять, однако когда Влад Дракула вживается в роль, то отдаётся ей на сто процентов. И раз уж они с Джулио захватили кухню, нужно держать за неё ответственность до последнего блинчика. — Как раз смесь перед жаркой отдохнёт. Несите яйца, синьор Медичи, — командует он, хлопнув в ладоши, и добавляет, окликнув настоящих повара и мальчишку: — Включите погромче, хорошая песня!

Знала бы парочка за третьим столиком кто им поздний завтрак приготовил, не поверили бы.

— Когда начнут появляться пузыри, переворачивай, — инструктирует он Джулио, вручая тому в руки половник и лопаточку, а сам идёт за соседнюю стойку чистить и нарезать бананы.

Сахарная пудра снежной шапкой ложится на горку пышных блинчиков. Влад хлопает нетерпеливого Джулио по загребущим лапчонкам, чтобы тот даже не пытался испортить сиё великолепие раньше, чем Дракула найдёт в холодильной камере пучок мяты и несколько ягод голубики для украшения.

***

Вена, 1903
- Что если армия из Вольтерры придет к воротам Флоренции? Ты все так же будешь продолжать говорить? Улыбаться, вести переговоры?
Сколько бы раз он не пытался прикинуться цивилизованным меценатом, все заканчивается тем, что они по колено в крови. Парой салфеток, заляпанных красным, никогда не удавалось обойтись.
Колдун еще успевает по-птичьи дернуться в руках Дракулы прежде, чем тот перебрасывает его на плечо. Джулиано жестом показывает дорогу в соседнюю комнату - маленькая музыкальная гостиная госпожи Малер тоже не уцелела перед атакой тесеев, желающих рубить голову минотавру: бархатная обшивка цвета темного вина уступила место белым стенам с узором золотой волны.
- Ему не стоит тебя видеть, - Владу. - Вас обоих. Даже если мы можем это стереть, - ведьмовская кровь то и дело сбоила, сопротивляясь любому внушению.
Ольга перехватывает руку парня, усаженного в кресло, и отточенным движением надрезает ему ладонь. Срезает маленький лоскут его рубашки, пачкает его кровью и бросает в прихваченный из салона бокал для пунша.
Джулиано наблюдает за тем, как отсветы огня мечутся в завитках ее волос.
Хищно для маленькой и хрупкой женщины, расчетливо.
Несколько слов одной ей известной магической формулы шепотом и ткань вспыхивает в чаше стекла.
- Он не будет дергаться и не сможет отсюда уйти, - Джулиано кивает, поблагодарив, Оля уходит к двери, за спину от вороненка, как прозвал его Дракула. Медичи садится в кресло напротив. Еще минуты назад смеявшийся мальчишка чувствует себя старым. В нем старое все, до костей.
Очнись.
Парень вздрагивает и открывает глаза.

П О С Т   [13.11.2023 — 26.11.2023]
────── ♦ ──────
Poseidon / море волнуется раз [greek mythology]

Порыв ветра был неожиданным. Справный, знающий своё дело штурман обыкновенно сам чувствует розу ветров, но в этот раз рефлексы подвели старого капитана. Васильково-маковое нечто ударило в щетину навроде фёна, и стоило огромного труда сохранить лицо в такой неловкой ситуации, не вздрогнуть как перволетнему юнге. Потому как в положении сэра Альфёльда попросту не могли иметь места случайности, неловкости, странные совпадения. Ошибки могли случать, быть может, но это совершенно иной сорт оплошностей во флоте.
Посейдон прекрасно понимал что в его долгой жизни такого не может быть: чтоб простой шарф смертной прилетел ему в лицо. Все что его окружало имело значение для тех кто идёт по бурным водам океанов, каждая прихоть. Каждая случайность.
— Многим больно смотреть на Темзу в таком состоянии. — не уточнив, чьём именно состоянии, он протянул официантке шарф, схваченный сухой, мозолистой рукой, испещрённой царапинами на пергаменте кожи, под которым проглядывалась сияющая синевой сетка кровотока. — Но не мне, я вижу то что другие не способны. — челюсть под косматой бородой как будто жила своей жизнью,  отдельной от покрытого слабой дымкой апатии взгляда. Взгляда, пытавшегося пронзить её, но не сумевшего. Посейдон взволнованно погладил бороду свободной ладонью. О пиве пришлось совершенно забыть: он вдруг понял что этот разговор может что-то значить. Взгляд сэра Альфёльда прояснился, но это не было похоже на пробуждение от старческого ступора. Наоборот, в нём словно зажглась давно угасшая энергия, искра. — Южный ветер может быть коварен. В Средиземном море его называют сирокко, и это бедствие для всей Северной Африки, а вам повезло встретить такой в Уондсворте на исходе лета. Феномен. Хорошо что он унёс только этот шарф, а не парус. — старик закивал сам себе. — Мне нравится цвет.

Э П И З О Д   [08.01.2023 — 21.01.2024]
────── ♦ ──────
that bitch  / Satan & Neil

Ри сидит на огромном диване голышом после душа и думает, что кожаные диваны преступление против человечества. На столике перед ней ватные палочки, ватные диски, бутылка ацетона, телефон и бутылочка золотого лака
— Ты бы прежде, чем ебаться телефон выключала, — говорит Луис. Телефон лежит перед ним на столе, Ри на громкой связи. Он приклеивает бумажный скотч по воображаемой линии от внешнего уголка глаза к брови.
— Ты же сам орал, чтобы я не пропадала.

Телефон Ри тоже на громкой связи, звук она понизила, потому что Марк спит, она красит ногти золотым лаком, в который Луис намешал какую-то ядовитую дрянь. Лак переливается как само Рождество, но царапины от ногтей Ри заживают неделями. Она нашла ацетон в шкафчике, рядом со столиком на котором лежали три ствола. Все разряженные, она проверила. Сорок четвёртый магнум она не удержалась и повертела в руках, прикинула, что отдача её уронит, если она будет на каблуках, такая зверюга, что не удержаться. Протёрла потом, конечно и положила на место. Квартира Марка — холотяцкая берлога. Телек, диван, бильярд, бар со стойкой, ни следа женской руки. Кровать и оружейная на втором уровне, под потолком. Двухуровневая студия, написали бы в буклете, идеальное жильё холостяка. Видимо, Ленор забрала всё своё барахло с собой, а может он его выкинул. И правильно сделал.
— Я буду тебе кем угодно, Марк Корсо, — по памяти цитирует Луис и берёт второй кусочек скотча, чтобы приклеить его с другой стороны. Ему интересно выйдут ли его стрелки такими же крутыми как у кореянки из тик-тока.

***

Марк Корсо спит так, что даже если у званного или незванного гостя десятый дан по стелсу и он способен пройтись по мрамору в обуви и не издать ни единого звука — Марк его услышит. Ленор хлопала холодильником на первом этаже — Марк просыпался так резко, как будто его схватили за плечо и выдернули из сна насильно. Марти в оружейной разбирал винтовку, и Марк просыпался на третьем щелчке.

— Мон дьё, — смеялся Серж, — ты как летучая мышь с неврозом. Звуку неоткуда отражаться, а тебя всё равно колбасит. Сколько ты спал?
— Достаточно. А еще ел, ссал и с упоением подрочил с утра, не вставая с кровати. Еще вопросы, мамуль?

Марк ведет рукой по простыни, и пальцы, десять минут назад, сжимавшие бедро Ри, хватают пустоту.
Марк открывает глаза так резко, будто над ним завыла пожарная сирена и вот-вот с потолка польётся вода, а дым подменит воздух.
Это что-то новенькое.
Он должен был проснуться в тот момент, когда Ри выскользнула из его объятий. Пока она мылась в душе или спускалась вниз.
Марк переворачивается на спину, слышит голос Ри, доносящийся с первого яруса и желание вскочить с кровати прямо сейчас пропадает за ненадобностью поисков. Она здесь. Болтает с кем-то по телефону. Змея Ри не уйдет не попрощавшись, а значит не уйдет совсем.

— Тебе правда нужно идти?
— Ри, — Марк натягивает майку, встает, застегивая джинсы, — детка, если я зависну еще на пару дней, мои друзья начнут развешивать на столбах листовки "не видели ли вы этого долбаеба". Мне нужно идти, но я тебе позвоню. Кстати, подай мне телефон.
— "Я тебе позвоню" — Ри смеется, — тысяча и одна готовая отмазка мужика, когда ему лень придумывать нормальные, — Ри хватает телефон Марка с тумбочки и прячет его под подушку, улыбается, вытягивая ногу и гладит Марка по бедру кончиками пальцев.
— А ты попробуй забери, Марк Корсо.

П О С Т   [08.01.2023 — 21.01.2024]
────── ♦ ──────
Persephone / raw tapes

— Брось! – он дернул плечом на саввин комментарий: по утрам и при виде Костика встает не только солнышко. Это физика, детка, а физика — бессердечная сука, прям как твоя мамочка и все твои терапевтки до одной. — Лучше быть мудаком, чем тряпочкой. Или убийцей.
Чистый рандом: он попал в паузу между треков и собрал с соседних столиков парочку заинтересованных взглядов, пока лицо саввы выцветало в изжелта-бледный оттенок. Темка, что never gets old, вот тоже прикол, да? Типа: Савва тушует тени на моделях, Костя делает так, что Савва тушуется, Савва вбивал ему в поры снежин тональник на два тона бледнее, а Костя фразой меняет цвет его лица, точно лампочку с палитрой rgb.
Выходит, Костик и сам своего рода художник.
Правда, хуй знает, как написать на этом красно-белом, в тон новогоднему маникюру, лице оттенок «попустись, бля». Ты выбрал не то амплуа, дружище, хватит скрывать свои победы, девчонки обожают трукрайм и сладеньких маньяков, че, «Ждулей» не смотрел?
Это правда довольно необъяснимо, даже позорно, как можно жить так. Все время ходить по одной дорожке, все время следить, чтоб под фонарями и чтоб носовые платочки всегда при себе, а тушь – несмывайка, а тени не осыпались. Как можно не брать от этой ебейше ебнутой планетки то, что она на тебя, как из рога изобилия, сыплет, ведь сыплет же что-то еще помимо вафель и рафа – ебать достижение! — в маркетплейсе человеческих эмоций с постным ебалом прилично ходить только принцессе Несмеяне, только Снеже. Но она совсем другое дело, она вознеслась над миром, как небожитель, и хлещет свою можжевеловую амброзию через трубочку, или гитаристов в футболке «Наутилус Помпилиус», или все вместе. Если ее ткнуть пальцем, она холодная, поэтому ее можно только проткнуть вилкой, чтоб стала теплая и живая, и какие тогда к Костику претензии, это их взаимный со Снежей общественный договор, а Савву – Савву можно потрогать разными способами: достать ему ботинки бывшего, того, который гонял в конверсах и в жару, и в мороз; заказать лоропиановские валенки,  в этом случае эффект отложенный, как обещанный платеж: до момента, когда Савва понесет их толкать на авито, чтобы потом жить на эти бабки год и потом сам себя сожрет и снова пропадет на год, пока бабки не закончатся; или можно выбрать ностальгический путь и организовать ему реквизитные туфли из театра, на сцене которого он мечтал оказаться, когда они были школьниками.

Э П И З О Д   [05.02.2024 — 18.02.2024]
────── ♦ ──────
милый ушёл вчера  / Fenris & Anders

и от всего сердца тогда фенрис желает жестокой, кровавой мести тем, кто сделал его таким, кто забрал у него жизнь, которая могла быть другой, если бы у эльфов были бы хоть какие-то шансы управлять собственной судьбой. он молился богине о мести, так какое право теперь он имеет быть двуличным, отговаривая андерса, когда сам ни минуты не думал бы, если бы на месте церкви стоял тевинтер и все те магистры в гостях у данариуса, что так ласково хвалили экзочный внешний вид "его" эльфа.

но фенрис эгоистичен в своих порывах — не может смириться с тем, чтобы позволить андерсу оставить его одного. он хмурится, крепче хватаясь за мужчину, будто он встать пытается, будто ускользнуть из его рук хочет прямо сейчас, не желая продолжения разговора. — это все пустые слова, если не откажешься от своей идеи умирать за великое дело. — фенрис злится — на то, что упрямство у андерса величиной с его сердце, что дела других важнее для него, чем свои собственные. фенрис видит это в клинике, а теперь и здесь, когда маг признается ему, что убить себя готов, чтобы не свои, но чужие цепи порвать.

— мы найдем способ. уедем из киркволла под покровом ночи и найдем лекарство где-то на просторах ферелдена, так? — фенрис в чужих коленях утопает, сковывая объятиями бедра андерса. руки под его весом точно скоро онемеют, но лучше так, чем дать ему свободу на то, что дурак задумал. за его спиной догорает костер, тлеющими углями стрекочет словно цикады. звук этот — про ночи в тевинтере. он помнит его так отчетливо, и словно бы вновь в те годы возвращается, где ещё считал данариуса тем, ради кого готов умереть, не колеблясь. ради андерса он готов сделать то же самое, и сходство это начинало его пугать. — там больше лесов, трав и коры деревьев. настругаешь рога, которые в сезоне сменили галлы, отвар из эльфийского корня на костре заваришь и недуг свой излечишь.

***

— увы, но травами этот «недуг» не вылечить, — они сидят на шкуре у заново разгоревшегося камина, друг напротив друга, ноги фенриса вытянуты поверх вытянутых в его сторону ног андерса. вино в бокале сладкое, как поцелуи, которыми они обмениваются, и немного горчит, как его собственная кровь, попадающая андерсу на губы во время драк. — мы ведь такие же зараженные скверной, как и все несчастные, которые ее подхватили, просто ритуал оттягивает время, когда мы станем превращаться в… лария и слышать зов. все знают, что серым стражам не стоит переживать о заражении во время драки. но почти никто не знает, как останавливаются моры. дух архидемона может перерождаться в теле с оскверненной кровью и поэтому первый мор длился столетиями. серые стражи, находящиеся в бою совсем рядом с архидемоном, могут стать сосудом для перемещения его души, и обе они взаимоуничтожаются в финальном сражении, поле для которого не таких впечатляющих масштабов.

андерс отставляет бокал в сторону, чтобы опустить обе ладони на лодыжки фенриса, ласково их разглаживая.

— есть только один случай исцеления от скверны серого стража, но нет никакой информации о том, как это произошло. а еще, есть герой ферелдена, который после амарантайна отправился на поиски лекарства. возможно, он как раз где-то на просторах ферелдена.

андерс улыбается фенрису, чуть сильнее пальцы на его ногах сжимает, и тянется за отставленным бокалом.

— это я к тому, фенрис, чтобы ты понимал — если лекарство от скверны существует, я намерен им воспользоваться. просто может так оказаться, что найти его будет нелегко. и может не хватить времени, которое отведено мне. что ты тогда будешь делать?

П О С Т   [05.02.2024 — 18.02.2024]
────── ♦ ──────
Remy Lebeau / blood code

— Я вчера встретила твоих ребят в холле… — снимаю колпачок с инъектора с обезболом. — Кажется, они спорили, чем удивить тебя на ужин после переговоров, когда ты вернёшься из клуба… — поливаю антисептиком кусок бинта так, чтобы пропитать его насквозь, жидкость щиплет мелкие царапины на пальцах. — Даже помутузить друг друга, как обычно, успели, — смешок почти неразличим в речи, приноравливаюсь, чтобы взяться за острый конец окровавленной трубки. Цепляюсь и осторожно вытаскиваю наружу — она заполнена кровью и какими-то мелкими осколками. Судя по усилию, которое пришлось приложить, она действительно во что-то впивалась внутри. — Так что держись, ладно? Тебе ещё нужны силы, чтобы пережить их ужин. Или два ужина, если они не договорятся между собой.

Говорю это Шире, а слёзы почему-то наворачиваются у самой. Мятный леденец предупреждающе хрустит меж стиснутых зубов — ещё чуть давления, и расколется. Иногда эмпатия — вещь хреновая вопреки мудрым расчётам эволюции. Особенно когда переживаешь это молча. И особенно когда тебя-то дома на ужин никто не ждёт.

И дома на самом деле нет. Хотя бы крохотного клочка планеты, отведённого на мой крохотный срок жизни. Где я смогу поставить свою конуру и откуда меня никто не выгонит. И чтобы на этом клочке беспорядочно и свободно, без всякого окультуривания, что-нибудь росло, хоть самая обычная живучая пустошная полынь. И я могла бы возвращаться туда, чтобы взять передышку, когда устану колесить по миру. И больше ничего не надо бы.

Э П И З О Д   [04.03.2024 — 18.03.2024]
────── ♦ ──────
Грязные гнезда  /    Jaskier & Jason Todd

Джейсон там что-то говорил, но увлеченная битьем нападавшего Сойка не слышала. Вернее, слышала, но не воспринимала толком его слов. Ножка, обутая в сабо уже не носком, а всей стопой опускалась на бок и спину мужчины. Она чувствовала как подошва упиралась в ребра и жалела, что не слышала их треска. Наверное, она должна была пинать и бить сильнее, и хотела сделать это, но Джейсон помешал. Она бы и ему саданула, но руки оказались в крепких объятиях. Джейсон, конечно, не обнимал её вовсе, но Сойке вдруг этого захотелось и она, мигом прекратив вырываться, прижалась к нему и зарыдала пуще прежнего. Едва только хватка Тодда ослабела, Сойка сама обняла его, ткнулась носом в шею, от которой едва уловимо пахло потом и чем-то после бритья.
— Я так испугала-ась, — она почти не лгала. Она испугалась, но больше рассердилась. Был бы тут Пингвин, а не Джейсон, тот бы наоборот, подначил её покалечить их незадачливого убийцу. А мальчик… мальчик был совсем не прост. Сойка обняла его покрепче, шмыгнула носом еще раз для профилактики и отстранилась, поглядев ему в глаза.
Тот смотрел с беспокойством и растерянностью. Умей Сойка владеть собой чуть меньше, то непременно на её губах мелькнула бы злорадная улыбка, но вместо этого её нижняя губа дрогнула. Она замотала головой и снова ткнулась носом в Джейсона, в этот раз в его плечо и тихонько выдохнула.

***

— М-м-м, — задумчиво промычал он, размышляя над тем, Что Сделал Бы Джейсон Тодд.
Не Красный колпак. Именно Джейсон. Ранее в связях с преступностью не замеченный просто счастливый новоиспеченный обладатель бизнеса, о котором мог догадываться, что просто с ним не будет, но вряд ли прибегал бы к грязным методам решения проблем и стал бы марать руки.
Пожалуй, такой Джейсон бы и правда предпочел доверить полиции разбираться с нападавшим.
Проблемой было то, что он-то прекрасно знал, на чей вопрос отвечает. Отсюда и сомнения. С этой птичкой, пожалуй, стоило быть еще более осторожным, чем с тем, кого они только что связывали. Вместе.
— Наверное, стоило бы, — неуверенно высказывается он, дабы не затянуть с паузой. — И где, черт возьми, охрана? — оборачивается он себе за спину, явно раздраженный.
Впрочем, этот вопрос действительно его волновал. Должно быть, тот, кого за ним прислали, действительно знал свое дело. Ну, еще бы. Репутация за «Айсбергом» действительно закрепилась уже давно, чтобы позволять себе роскошь кого-то здесь недооценивать даже после смены владельца. Или даже — особенно после нее. На что способен Пингвин, хотя бы давно всем известно.

П О С Т   [04.03.2024 — 18.04.2024]
────── ♦ ──────
Jesus Christ:  и ныне и присно и во веки веков (christian mythology)

Этой неполноценной зимой он все чаще ходил пешком, чтобы не дуреть от перепадов температур на остановках и в автобусах, и фотографировал птиц, вмерзших в лужи. Это зрелище почему-то трогало его, как зрелище любой хрупкости, в которой не следует заставать когда-то бывшее живым существо. Все, что угодно, имеет право быть похороненным. В перерыве сидел не двигаясь, как замерзший, и гипнотизировал взглядом открытую вкладку в браузере рабочего ноутбука: "трупохранилище для невостребованных, Московская область, городской округ Балашиха". Человек, который умер публично, лишился в этом приватности, а далее лишился и памяти. Словосочетание "преступление против человечности" обрастает семантическими обертонами. Он не закапывал птиц, естественно. Он взрослый человек без всей этой экзальтированной инфантильной поебени в голове. Просто замечал это все чаще и переживал, как личное проклятье, что-то, что требует от тебя проявления воли, которой в тебе нет. Личный вызов. Пощечина. Просьба о самопожертвовании в пользу того, на что тебе реально поебать.
– Даже сейчас. Я говорю тебе что-то и смотрю не в тебя, а в стену, – "не в тебя, а в стену". Ты хочешь смотреть "в меня"? Почему ты думаешь, что ты можешь смотреть "в меня"? Почему ты думаешь, что у тебя есть это право – смотреть не на меня, а в меня? – Мне это нравится. Мне это интересно, – "нравится". "Интересно". Почему ты думаешь, что у тебя есть это право – проявлять ко мне интерес? Почему ты объективируешь меня до того, что может "нравиться" и "не нравиться"? Он, говорящий, помолчал. Башни Москва-Сити за его растрепанными черными кудрями перемигивались бессмысленными смазанными окнами, и все было похоже на какую-то железнодорожную катастрофу. Это сигнальные огни сходят с ума, орут и нихуя не могут предотвратить.

Э П И З О Д   [01.04.2024 — 14.04.2024]
────── ♦ ──────
a band-aid would do / Blaise Zabini & Draco Malfoy

Ему часто снится пламя. Лужа пламени. Река, озеро, море, океан пламени. Никогда не больно, никогда не жарко. Только очень-очень ярко в красный, оранжевый и жёлтый с белым. Он просто бредёт в этом пламени то по колени, то по пояс, то по самую грудь, высоко подняв над головой винтовку. И ничего вокруг, кроме огня, нет.
Он бредёт, не понимая направления; тупо, как ослепшая овца в поле — шагает вперёд, потому что где-то там, впереди, его ждут.
Проснувшись, он старается не думать, кто именно ждёт его во сне. И зачем.

В салоне вертолёта получается немного подремать. Пламя сквозь дрёму гладит его [не защищённое балаклавой] закрытое маской лицо, щекочется в волосах. Кто-то безликий и безымянный (всех запомнить сложно и Гоуст даже не пытается, парни в отряде мрут, как мухи, в каждого вкладываться бессмысленно и беспощадно) спрашивает шёпотом, достаточно громким, чтоб его можно было расслышать сквозь рёв двигателя:
— Он дрыхнет, что ли?
Вопрос обрывает чьё-то предупреждающее "цыканье" сквозь зубы. Неплотная дрёма от этого звука окончательно рвётся, опадает тонкими, как плодный мешок, хлопьями, налипая на загривке неприятной, тёплой испариной. Голова от такого отдыха тяжёлая, но сколько им придётся быть на ногах — неизвестно. Лучше так, чем никак.

***

Вообще-то Соупу нравятся эти горы. Зубчатые вершины, вгрызающиеся в небо над крышами поселков белые, как после визита к профессиональному стоматологу. Солнце весело и благостно скатывает по хрустяще-белым склонам свои лучи, пока те не падают со всего размаху в припорошенный снегом лес. Он густой даже просто на взгляд, под плотным покровом веток не видно даже стволов, не то что земли. Соуп бывал в таких. Там, внутри, темно, как в неплотно закрытом чулане и тихо настолько, что можно услышать как душа внутри двигается. Мир под снегом становится очень, очень тихим. Когда впервые такое слышишь – кажется, что ты оглох. Особенно, если еще снег валит – в горах он валит так плотно и густо, что крадет даже крики во все горло. Но не в такие дни как сегодня, когда небо напоминает цветом не выцветшую джинсу, а наливается особой индиговой густотой. Превосходный денек, чтобы покататься на лыжах. Превосходный денек для прогулки или поездки.
Был бы, если бы не стремные образины, внезапно выпрыгивающие из-за угла или с крыши.

— Рэзидент Ивл: Виллидж. Снег, сраные домики, стремная, но резвая хуета. Это оно, — двигаясь вдоль стены дома, он шлет благословения неизвестному архитектору, который не сделал в ней окон. За углом что-то громко кракает, и сразу же затихает.
— Только огромной сисястой милфы тут не найдешь, — Роуди, крадущийся следом, спиной вперед, цепляет локтем сетчатую ограду, от чего та негромко, но отчетливо и шелестяще дребезжит.
— Боишься вампиров, Соуп? — голос в канале нихуя неразборчивый, так что он не знает кто это ответил. Не Гоуст. Гоуста он узнаёт даже если тот просто щелкает гарнитурой, ничего не говоря.
— Боюсь долбоебов с гранатой. И что-то мне подсказывает, что мы их сегодня еще увидим.

П О С Т   [01.04.2024 — 14.04.2024]
────── ♦ ──────
Irulan Corrino / dark paradise

Казалось бы, родись она мальчиком, право властвовать и покорять перешло бы ей по наследству в момент последнего вздоха императора, но Ирулан предстоит иной путь к вершине.

Через подчинение и принятие. Своей судьбы, своего супруга, своего будущего.

Уроки Преподобной не проходят даром, поэтому в ее системе координат нет ожиданий или опасений, лишь математический расчет вероятности и строго предписанные инструкции. Будто психологический портрет младшего Харконнена позволит подобрать к нему нужный ключ. Ведь теории недостаточно, когда тебя сталкивают лицом к лицу с таким, как он.

- Благодарю за радушный прием. Я впервые на Гьеди Прайм. Молва не врет, это место по-своему впечатляет.

Ее приезд становится ключевым событием последних недель. Об этом со всем раболепием проговаривает принимающая сторона, в глазах же – бездонно черных до самых краев глазных яблок – необъяснимо пугающий восторг, словно в любой момент они готовы распластаться на ее пути и позволить пройти по живому ковру прямиком к человеку, который больше всех прочих ожидал увидеть ее здесь.

Ирулан застывает напротив Фейд-Рауты. Их первая встреча с официальной помолвки, но ощущение тягучего напряжения не отпускает, когда его глаза вновь останавливаются на ней. Он не говорит ни слова, но этот внимательный взгляд передает куда больше, чем может быть сказано вслух. Ирулан чувствует его на каждой клеточке своего лица, на взмахе ресниц, на по-детски пухлых губах, причудливом наряде, что едва трепыхается, отдаваясь металлическим переливом бахромы, на белых носках атласных туфель, что выглядывают из-под платья.

Новоиспеченный барон восхищается, вожделеет и предвкушает. Не знай он чести, наплевав на традиции и заведенный порядок, Коррино стояла бы обнаженной прямо на этом холодном полу едва зайдя в этот зал.

— Ваши питомицы? — она улыбается самыми уголками, обводя взглядом своих больших, почти кукольных глаз трех почти идентичных девушек, что в разной степени изящности восседают в ногах своего хозяина. А то, что Харконнена они воспринимают именно так, нет никакого сомнения. — Никогда не любила собак. Надеюсь, мне не придется их усыплять в период нашего брака.

Принцессы не выбирают свой путь. Их передают, дарят, выкупают. Но у каждой из них есть возможность изменить заведенный порядок, если удастся найти общий язык с тем, кто держит в руках их свободу.